Казалось, огромные станки распахивают оскаленные пасти, готовясь поглотить тех, кто приближается к ним.
В этот момент, перекрывая шум, по цеху пронесся отчаянный крик. Павел инстинктивно повернул голову и увидел, как возле крайнего от окна станка медленно оседает на пол женщина с перекошенным от страшной боли лицом. Она прижимала руку к животу — к тому месту, где расплывалось что-то густое, темное.
Головы остальных работниц в цехе дружно повернулись в сторону несчастной, но ни одна женщина не сдвинулась с места. Раненая кричала все громче, и наконец к ней подбежала одна из съемщиц. Склонившись над судорожно дергавшейся женщиной, она попыталась остановить кровотечение, но ей это не удалось. Через минуту раненая потеряла сознание. Съемщица вскочила и побежала к выходу. Через несколько секунд Павел услышал, как она барабанит кулаками в дверь бухгалтерии.
— Аркадий Львович, Аркадий Львович! — донесся ее осипший от волнения голос. — Врача! Скорее! Галине челноком живот поранило!
Павел, услышав, как лязгнул замок, осторожно перебрался к противоположной двери, той, что вела в коридор, чуть приоткрыл ее — ровно настолько, чтобы увидеть, как рыдающая съемщица отступила назад, а на пороге бухгалтерии вырос кряжистый мужичок. Лицо его пылало гневом, рот кривился от ярости.
— Черт бы вас побрал!!! — вне себя завопил Аркадий Львович. — Что вы врываетесь? Кто вас звал?
— Несчастье, Аркадий Львович! — плача, повторила съемщица. — Челнок со станка сорвался — и Галине в живот…
— Какого черта! Не умеет обращаться с техникой, пусть не лезет на производство! Когда вылечится, пусть убирается вон! Сколько времени теперь станок простоит, я вас спрашиваю? Хватит нюни распускать! Ваше дело какое? План выполнять! Идите и работайте!
— А как же Галина? — не отставала работница. — Врача надо…
— Да черт бы ее взял, Галину эту! Ладно, будет вам «скорая». Только не стоите здесь, не голосите.
Кряжистый махнул рукой, но все же пошел вслед за работницей в цех, опрометчиво оставив дверь бухгалтерии приоткрытой.
Павел бесшумно выскользнул в коридор, в два прыжка добрался до кабинета Аркадия Львовича, успев по пути мысленно сосредоточиться, чтобы просканировать помещение. Внутри, к его удивлению, никого не оказалось. Куда делся Экбол, было непонятно. Что ж, тем лучше. Никто не помешает сделать то, зачем Павел предпринял этим вечером вылазку на комбинат Ларисы Кирьяш:.
Операция заняла меньше минуты. Павел метнулся к большому, красного дерева столу, заваленному папками, по дороге извлекая из кармана рубашки крохотную, с ноготь, коробочку. Просунул руку под крышку, подержал «жучок» несколько секунд, пока тот не прилепился к шероховатой поверхности. Ну вот, дело сделано. «Жучок» прекрасный. Проверенный. Радиус действия до двух километров. Теперь, даже находясь за пределами фабрики, можно слушать, о чем тут ведутся разговоры.
Бесшумно и быстро Павел вернулся в тесное помещение кладовки.
В коридоре снова послышались шаги, и кто-то громко хлопнул дверью бухгалтерии. Похоже, рассерженный Аркадий Львович вернулся-таки вызвать врача для пострадавшей. Ткачев уже было устроился поудобнее и вставил в ухо миниатюрный наушник, как вдруг пол под ним плавно поплыл вниз. «Лифт, — мелькнуло в голове. — Значит, это не кладовая, а лифт. Очень хорошо. Легче будет пробраться на первый этаж».
* * *
— Ну как, успешно? — нетерпеливо спросила Катя, когда Павел предстал перед, ней, грязный, взлохмаченный, весь в пыли и обрывках ниток.
— Более чем, — лаконично ответил он. — Ты-то как время провела?
— С пользой, — похвасталась Катя. — Прогулялась до автобусной остановки, по пути познакомилась с одной старушенцией. Говорит, живет неподалеку. Фабрику ненавидит, преисподней величает.
— Да, что-то такое в этой фабрике есть, — неопределенно поддакнул Павел, решив не рассказывать Кате ни про несчастный случай, свидетелем которого он стал, ни про хлопковые тюки, весьма подходящие для транспортировки наркотиков из Средней Азии. — Вредное производство.
— Она не про производство говорила, — усмехнулась Катя. — Тут все гораздо серьезнее. Местные жители давно уже стали замечать, что на фабрике то и дело пропадают люди.
— Как это — то и дело?
— Примерно раз в год. Официальная версия — командировки, обмен опытом, лечение в санаториях. Только обратно пациенты, преимущественно одинокие, не возвращаются. Народ подозревает неладное.
— Что именно?
— Наверное, на этот вопрос ответит еще один мой новый знакомый.
— Это какой еще? — напрягся Павел.
— Пойдем, увидишь. Тут недалеко. Полчаса назад случайно наткнулась. Может, еще там.
Они перешли через улицу и вышли к небольшому скверу, посреди которого стоял довольно большой то ли ларек, то ли магазин.
— Гляди, вон сидит. — Катя указала рукой в сторону стоявшей у магазина скамейки. На ней, облокотившись о стоявшую рядом урну, сидел человек. Неопределенного возраста, грузный, обрюзгший, в рубахе навыпуск, он едва заметно покачивался взад-вперед и то и дело прикладывался в бутылке водки. Однако в его облике было достаточно черт, позволяющих безошибочно отличить бомжа или запойного пролетария от вполне приличного человека. Довольно аккуратная стрижка, чистое, хоть и испитое лицо, добротные ботинки, дорогой пиджак. Павел скорее принял бы его за интеллигента-неудачника, волею судеб оказавшегося за бортом бурной рыночной жизни, чем за убежденного алкаша.
— Слышь, Петрович, — раздался недовольный женский голос, и из ларька на тротуар вышла девица лет двадцати пяти. — Давай домой вали. Хватит тебе на сегодня, а то потом опять начнешь стекла бить и песни горланить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33