Как вверенный ей ребенок... да нет, хуже того - единственный
по-настоящему близкий ей человек - болен, а она не может ничего сделать?
"Не могу... - стиснув зубы призналась себе она. - Но почему? Кто это
сказал?"
Она не узнала себя откуда только силы взялись, как духу хватило
принести из кладовки веревку и привязать его к кровати. Впрочем вначале
Макс и не сопротивлялся - только удивленно хлопал глазами: что мол, нашло
на тетку?
Хотя прием больных велся обычно в муниципальной клинике, и никто не
обязывал Анну выдавать пациентам еще и лекарства, дома, когда к ней
нередко заглядывали после работы "ее сверхурочники", накопился порядочный
запас на все случаи жизни. Высыпав все свое богатство на обеденный стол,
Анна потерла ладонями виски - неужели среди этой кучи не было того, что
необходимо для спасения жизни ребенка? Она не хотела верить в это и не
могла.
"Про эту болезнь неизвестно ничего, - напомнила она себе, наблюдая,
как напрягается привязанное к кровати маленькое тельце. - Просто ничего...
так кто же сказал, что болезнь не излечима?"
Избегая встречи с опустевшим, тупым взглядом Макса, она принялась
доставать из кучи антибиотики, сульфамиды, стимуляторы...
Первые несколько часов прошли в тревожном ожидании - никаких
изменений ни в лучшую, ни в худшую сторону она зафиксировать не смогла.
"Веревка. Разве что веревка..." - в самом деле, если считать
абсолютным признаком констрикторизма резко возрастающую мускульную силу
больных, веревка давно должна была быть порвана, но пока ребенок
однообразно корчился, как заводная игрушка, придуманная каким-то
сумасшедшим.
Время от времени неподвижное сидение у кровати и назойливо крутящиеся
в голове одни и те же мысли заставляли Анну вскакивать с места и выходить
на балкон. От вида пустых улиц сжималось сердце, но когда во второй
половине дня у магазина напротив собралась толпа, Анна не выдержала,
начала кричать, чтобы потом вернуться в свою комнату со слезами на глазах
и упасть на стул, вытирая слезы. Плакала она недолго - чье-то выступление,
призывающее горожан идти строить укрепление, отвлекло ее внимание. Не будь
у нее на руках ребенка, Анна, наверное, тут же пошла бы к мэрии, но могла
ли она покинуть больного?
А время шло...
Ночь тоже не принесла никаких изменений. Второе, третье средство было
перепробовано - но безрезультатно.
"Сколько же часов у меня осталось? - спросила она себя, сжав всю свою
волю в кулак, и старалась думать о Максе, как о больном совершенно для нее
посторонним и безымянном, как тысячи других больных. - А что если
попробовать препарат мышьяка? А висмута?
Вопли в соседнем доме заставили ее выскочить на балкон. Какой-то
молодой человек висел на оконной раме, к нему из окна тянулись скрюченные
женские руки. Присмотревшись, Анна различила лицо соседки: не из дома
напротив, из их собственного.
"Они ходят по квартирам" - с ужасом поняла она и метнула взгляд в
сторону кровати.
Впервые ей в голову пришла мысль о том, что на некоторое время она
может уйти - ведь констрикторы не трогали "своих". Укрыв ребенка одеялом,
влив ему в рот ложку с растолченными таблетками, Анна выскользнула за
дверь и едва ли не бегом кинулась в сторону мэрии - благо, идти было не
далеко.
Во дворе стояло несколько грузовиков, как оказалось, с консервами,
целая бригада занималась разгрузкой. Окна нижнего этажа были заделаны
свежей кирпичной кладкой, уже изнутри к большинству из них достраивали
второй, страховочный слой. У единственной двери, оставленной в качестве
входа стояла очередь, одна из створок полностью была отдана на откуп
"продовольственной бригаде", - образовавшей живой конвейер для передачи
вновь прибывшего груза.
Набрав в грудь побольше воздуха (выступать инициатором в общении Анна
не любила, всякий раз для этого ей приходилось переступать внутри себя
внутренний барьер), она пристроилась к ожидающей своей очереди группке,
затем нетерпеливо шагнула вперед и принялась извиняться.
- Понимаете, я просто обязана поскорее оказаться там, внутри. Я -
врач, понимаете... вы уж простите, - смущенно затараторила она. - Мне
очень надо...
- Да проходи, - пробасил, пропуская ее вперед какой-то здоровяк,
прежде чем в очереди начали защищаться.
Под его прикрытием Анна вошла в здание.
Фойе мэрии представляло собой странное зрелище - впопыхах никто не
позаботился о том, чтобы убрать ковер, по его шикарному ворсу оказались
разбросаны куски веревки, обломки кирпичей, прочий ремонтный хлам. То тут
то там узорчатую поверхность пересекали белые известковые следы, из-за
осколков стекла (люстру сбил козлами) возникало впечатление разгрома.
Анна огляделась по сторонам, а потом подошла к живому конвейеру и
поинтересовалась, где можно найти кого-то из руководства. Прогнав ее вдоль
половины живой цепочки ей ответили.
В кабинете, куда ее направили находилось двое - мужчина и женщина и
разговор между ними почему-то показался Анне личным, что одновременно и
смутило ее и возмутило. Прислонившись спиной к стене, она стала ждать,
исподволь изучая уже знакомое лицо - именно этот человек призывал всех
идти на строительство укрепления, до сих пор на его лбу красовалась
лиловая шишка после агитационной стычки. Женщина вроде тоже промелькнула в
той толпе, но за это Анна не поручилась бы.
- Скажи, почему ты отстранил меня от строительных работ?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61