– Но даже если вы правы, что мы можем сделать? – всплеснул руками Уильям. – А, вот и прохладительное, не очень-то здесь торопятся!
– Это не так важно… Боюсь, что завтра вечером мы беспомощно уставимся на представление и будем молиться, чтобы наши подозрения оказались безосновательными, – ответил Жан-Люк, расплачиваясь с гарсоном.
– Сегодня вечером буду на репетиции, может быть, угляжу что-нибудь необычное, – заявил Эрнест.
– Можем мы пойти с вами? – спросил Бертран.
– Думаю, мне лучше пойти одному; во-первых, постановщик, возможно, будет против вашего присутствия, а во-вторых, чтобы не спугнуть нашего преступника, если он и в самом деле существует.
– Вы там поосторожнее, кто знает… – посоветовал Уильям.
– Можете на меня рассчитывать.
Сесилия вконец замоталась, у нее даже не было времени заехать к себе принять душ и переодеться. Нужно было в который раз возвращаться в «ВБ», чтобы забрать несравненную Штадт-Фюрстемберг и отвезти ее в Одеон. Было уже пятнадцать минут восьмого. Машина раскалилась. Она затормозила, чтобы пропустить двух нагруженных пакетами прохожих, стоявших на тротуаре, поджидая жалостливого водителя. Отдыхающие, наверное. Мать с сыном. Наклоном головы Эмма Джонсон поблагодарила ее, а Роберт мило улыбнулся и весело подмигнул любезному водителю.
32
– Дорогие друзья, позвольте мне представить вам мадемуазель Сару фон Штадт-Фюрстемберг. которая оказала нам честь, предоставив свой многогранный талант нашему театру.
Жидкие аплодисменты были ответом на это объявление.
– Благодарю вас, вы очень любезны. Я счастлива, что нахожусь среди вас.
Постановщик, мужчина лет пятидесяти семи, с бритым черепом и измученным лицом, с зычным голосом, явно спешивший, подхватил:
– Итак, программа на сегодняшний вечер… Из-за нехватки времени мы сделаем следующее: для начала – хотя бы один неполный прогон под рояль. Все картины по порядку с несколькими остановками, если того потребуют техники, и для уточнения позиций на сцене. Будьте очень внимательны.
– Бесполезно сейчас утомлять ваши голоса; сольные арии мы можем сократить. Пропойте лишь начало и конец каждой, чтобы не прерывать последовательность развития, – добавил дирижер. Ему было за шестьдесят, тем не менее он выглядел замечательно: бодрый, высокий, сухопарый, жилистый, с серебряной гривой «а-ля Караян». – Отбивайте такт и, главное, следите за произношением. Я хочу слышать каждый слог.
– Голубые метки на полу указывают точные места, наиболее сильно освещаемые прожекторами; мы все отрегулировали прошлой ночью. Заранее благодарен, если будете обращать на них внимание. Точность – не до миллиметра, но все же просьба не забывать о них, – дал уточнение Жилу.
«Она невозмутима или притворяется, что не узнала? Получила ли она автограф, выкопанный мной у букинистов?» – спрашивал себя заведующий постановочной частью, разглядывая Сару.
– С девяти до десяти устроим перерыв, чтобы музыканты могли занять свои места и настроить инструменты, – продолжил ассистент режиссера, рыжий молодой человек, худой, как гвоздь, хитрый, как лис. – Потом проведем генеральную, с десяти до двух ночи, в костюмах и при свете. Без грима. Вопросы есть?
– А кушать когда будем? – спросил представитель профсоюза хористов.
– В перерыве вам подадут бутерброды, фрукты, прохладительные напитки и кофе, – ответил ассистент.
– А как доберемся домой?
– В вашем распоряжении будут автобусы и такси.
– Если у вас найдется свободная минуточка, загляните, пожалуйста, ко мне, чтобы проверить свои костюмы, – взмолилась главная костюмерша, но артисты уже расходились. Она уже привыкла: на гастролях никогда не предусматривалось время для примерок.
– Через пятнадцать минут начинаем, – на всякий случай крикнул ассистент. – Спасибо всем.
Сара была в ярости: ее уборная оказалась душным шкафом без кушетки для отдыха, без рояля, без ванной комнаты. Даже подаренные ей шоколадки – и те расплавились. Ну и наворотили! Скандалить – бесполезно; ей и так выделили самое лучшее. Придется сделать хорошую мину, тем более что где-то тут бродил Эрнест Лебраншю. Следует разыграть из себя актрису, стоящую выше мирской суеты, и всецело посвятить себя музам.
– С чем сандвичи, Сесилия? Я немного проголодалась.
– Сейчас узнаю.
А все-таки приятно петь в таких захолустьях. Все очень любезны с ней, даже слишком, может быть. А может, комедию ломают? Она уже ни в чем не была уверена. Сара отошла за сцену, чтобы попробовать голос. Это лучшее средство против мандража, уже забравшегося в нее. При виде гильотины, стоящей наготове в кулисах, у нее захолонуло сердце. Да ведь она настоящая! Сара подошла поближе.
– Не бойтесь, она поддельная. Я вам сейчас покажу, это просто. Вы становитесь на колени, кладете голову как раз в центре и ждете. Когда подходит ваше время, нажимаете на защелку вот тут, справа… Механизм срабатывает, и… оп!
Косое лезвие ножа обрушилось на шею ассистента. Какой противный звук!
– Видите, я цел! Совершенно безопасно, все устроено так, чтобы нож остановился в двадцати сантиметрах от шеи. Никакого риска.
– Очень интересно, – восхитилась Сара. – Эффект потрясающий.
– Хотите попробовать?
– Попозже, во время прогона. Сейчас мне хотелось бы сделать несколько вокальных упражнений.
– Не буду вам мешать.
– А, вот вы где! Я вас обыскалась, – воскликнула переводчица. – Я все разузнала. Есть сандвичи с тунцом, яйцами вкрутую, помидорами с майонезом или кебабом.
– Спасибо, об этом чуть позже. А пока я ненадолго хочу остаться одна.
– Как угодно. Если я вам понадоблюсь, найдете меня в первых рядах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60