и речи быть не может, чтобы разлучить голубков! Слева от нее наш ковбой, шериф Бертран – Джек Рэнс; рядом с ним наша кормилица Агнесса, а за ней Роберт – Поллукс. Надеюсь, вы не будете разочарованы соседством с красавицей графиней, мой дорогой Жан-Люк – доктор Миракль.
– Будь вы одеты пиковым тузом, я бы поморщился, но раз вы дама, я польщен! – с юмором парировал врач.
– Какой прекрасный собеседник! Жаль, что я должна делить его с веселой вдовой Эммой, – продолжила новоиспеченная миллионерша, пока вымуштрованные лакеи манипулировали стульями, чтобы каждый мог удобно усесться в своем непривычном костюме.
– Ну вот, остался только месье Лебраншю. О, тысячу извинений, я хотела сказать, его светлость Мефистофель! Вы будете верным рыцарем мадам Джонсон. Засуньте ваши вилы под стол.
– С удовольствием, – поблагодарил критик, из рук которого, как по волшебству, исчезло оборонительное оружие.
– Поосторожнее с ним, он большой любитель душ, – предупредил Эмму Джонсон доктор Отерив.
– А пустое место осталось для бедняка? – спросил Мефистофель. – Я полагал, что такой обычай окончательно исчез.
– Это чисто символически, – ответила Агнесса. – Когда-то так поступали в деревне мои дедушка и бабушка, вот я и подумала, если прилетит добрый ангел, наш долг оказать ему гостеприимство.
– Потому-то его карточка пуста. Мы напишем его имя позднее, – уточнил шериф Бертран, подмигнув Биллу.
– Начнем? – предложила «графиня» Иветта. – Жрать хочется. О, пардон, мои дорогие! Я хочу сказать, что проголодалась. Приятного аппетита, друзья!
– Приятного аппетита! – хором пожелали уже немного захмелевшие гости и с наслаждением, весело набросились на королевское угощение.
– М-м-м, как вкусно!
– Попробуйте икры. В жизни не ел ничего вкуснее.
– Немного хлеба, пожалуйста.
Пиршество было в самом разгаре, когда вдруг в дверь трижды постучали.
– Кто бы это мог быть? – поинтересовалась веселая вдова, очищая омара.
– Должно быть, бедняк, пришедший потребовать ему положенное, – заметил Мефистофель.
– Эй, лакеи, откройте этой неприкаянной душе, – высокопарно приказал шериф Бертран.
Оркестр заиграл двусмысленное крещендо, когда на пороге показался призрак Каллас. Все замерли. Кто с устрицей в руке, кто – с лангустом или моллюском. Слуги расступились, пропуская странное видение. Пришелица подходила молча, медленно. Она бесшумно скользила по мозаичному полу. Ее болезненной бледности лицо внушало тревогу.
– Браво! Вот это появление! – восхитился Мефистофель. – Не подкопаешься!
Ни звука не прозвучало в ответ на его восторг, слышно было лишь легкое дыхание новопришедшей, которая, глядя прямо перед собой, без намека на улыбку направлялась к свободному стулу. Один из лакеев подбежал, чтобы помочь ей сесть. Негибкая, словно труп, она прислонилась к спинке своего стула, обитого кроваво-алым бархатом. Нервный смешок вырвался у «графини» Иветты, но нежданная гостья не слышала ее. Неожиданно из этого тела полился голос, похожий на тот, что звучал в музыке. И обе Каллас слились в одну, исполняя восхитительную фразу, которую поет Амина, героиня Беллини:
Sempre uniti in una speme,
Nella terra in cui viviamo
Ciformiamo un del d'amor.
Высокая возвышенная нота, затерявшаяся в бесконечности; от ярко выраженного фортиссимо в финале заколебались тоненькие язычки свечей, а хор ликующе заканчивал оперу, отвечая ей:
Unnocente, e a nol pi? cara,
Bella pi? del tuo soffrir,
Vieni al tempio eapie dell'ara
Uncominci il tuo gioir.
Мефистофель побледнел. Растроганная Айша плакала. Сердца миссис Джонсон и Жан-Люка никогда еще не бились так сильно. Иветта же успокоилась. А Агнесса узнала этот голос. Но нет, такое невозможно – она мертва. Что за дурная трагедия разыгрывается здесь в эту ночь? И только Бертран, Уильям и Роберт, казалось, спокойно воспринимали присутствие фантома, сидевшего рядом с ними. Воцарилось холодное молчание. Пришло время открыть истину. Бертран важно встал. Подняв позолоченный кубок, он начал произносить тост:
– Я ждал, когда мы все соберемся, чтобы от лица всех поблагодарить Иветту, проявившую инициативу и пригласившую нас сюда на этот вечер. Огромная благодарность и временной хозяйке этих мест, сумевшей предоставить в наше распоряжение чудесные, украшающие нас одежды.
Он по-джентльменски повернулся сначала к Агнессе и похвалил ее платье кормилицы, затем – к Эмме Джонсон, чье черное платье веселой вдовы переливалось разноцветными блестками. Не забыл он и Айшу, очаровательную в воздушном платье Лакме, и окончил Иветтой, особенно отметив ее элегантность, достойную настоящей графини. Бывшая уборщица очень сконфузилась и покраснела. Но взгляд шерифа уже переместился на другую женщину. Он смотрел на призрак Марии, которая была такой нереальной, трогательной, такой совершенной в своей исступленной восторженности, не принадлежащей ни к одному из миров, но балансирующей на стыке двух вселенных в состоянии психоза. Не зная, как рассеять овладевшую всеми неловкость, некоторые, подражая инспектору, подняли свои кубки, уцепившись за этот привычный жест, словно за брошенный им спасательный круг. Они отпили шампанского и натянуто улыбнулись, будто давая понять, что знают, как к этому отнестись. Однако были и такие, кто не переставал задавать себе вопросы. Шериф выдержал паузу, обвел глазами своих слушателей и торжественно продолжил:
– Настал момент пролить свет на ужасные драмы, которые тем не менее позволили нам узнать, что такое прочная дружба. Итак, я попытаюсь объяснить вам, как с помощью инспектора Джонсона и невольного участия некоторых из вас мне удалось прийти к кое-каким выводам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60