Освободив наконечник, засевший в песке, Конан поднял острогу высоко над водой и приготовился. Мурена вновь атаковала.
В ее арсенале имелась еще одна уловка. Она решила обмануть не в меру строптивую добычу. Неожиданно изменив курс, она рыскнула зигзагом и кинулась с другой стороны. Конан в последнее мгновение успел разгадать эту хитрость. Инстинкт воина оказался надежнее инстинкта хищницы. Наконечник остроги вонзился прямо между горящих глаз.
Конан не ограничился этим. Навалившись, он вонзал острогу в голову мурены все глубже и глубже. Вода вокруг них вскипела и почернела от крови. Конвульсивным движением рыба почти завязалась узлом, огромный хвост ударил Конана по голове и тот, зарычав, выпустил острогу из рук.
Стоя торчком, древко стремительно поплыло к отвесному берегу, оставляя за собой черный, пенящийся след. Потом оно скрылось, но через некоторое время опять вынырнуло, как поплавок, и завалилось горизонтально. Мертвая мурена лежала на волнах, вытянувшись во всю длину, словно перед смертью хотела покрасоваться своей огромностью.
Конан вышел на берег.
— Что стоите! — рявкнул он, обращаясь к мальчишкам. — Тащите ее на берег!
Удивительно, но они поняли его и бросились исполнять, с молчаливой опаской и восхищением поглядывая на героя-великана.
Сим остался на песке. Он все еще дрожал.
— Видел, как я ее? Правда, здоровая? — ухмыльнулся варвар и потрепал его по мокрым волосам.
* * *
Вечером этого дня в деревне был праздник. Старейшина сказал, что более достойного повода, чем спасение юноши, и не отыскать. Многие были с ним согласны, потому что праздник — это здорово. Восемь рослых рыбаков с трудом перенесли мурену на западный пляж, старейшина сам разделал ее, а многочисленные жены старейшины принялись заворачивать белое мягкое мясо в листья съедобного растения чепчо. Разожгли огромный костер, а вокруг — шесть поменьше. На пляж приволокли также уйму каких-то предметов, напоминающих деревянные горшки. Конан, увидев их, решил, что это емкости для хранения пальмового вина, но он ошибся. Предметы оказались барабанами. Впрочем, и в вине недостатка не было.
Старейшина оказался единственным островитянином, кто не пришел поглазеть на спящего Конана, — это было ниже его достоинства. Но любопытство терзало его, и он с нетерпением ждал, когда увидит богоподобного чужеземца.
Совет деревни уже решил, что коль скоро Катэ обнаружила его на берегу, то и она должна считаться виновницей торжества. В том, что Конан скоро станет зятем старой Марги, никто не сомневался, и многие семьи ей завидовали. Кто-то даже сказал, что необходимо бросить жребий: у многих, дескать, есть дочери на выданье.
Старейшина — его звали Гип — не поддержал этой идеи. Он был мудрый человек.
— Какая разница, в чьей хижине будет жить пришелец? Без сомнения, он примет участие в общинной добыче рыбы, а значит — вся деревня выиграет. Великое море решило подарить этого мужчину Катэ — пусть так и будет. Если кто-то хочет внука от Конана, то ему следует договориться с Катэ, чтобы не было недоразумений.
Когда ярко-синие сумерки опустились на остров, в небе зажглись большие звезды и лунная дорожка добежала до песчаного пляжа, во двор Марги, где отдыхал Конан, пришли четыре девушки. Они принесли с собой гирлянды пахучих цветов, ароматное масло и пару новеньгих ца-понгов — набедренных повязок из разноцветной набивной ткани. Марга и дядя Эг торжественно покинули хижину. Сим попытался подсмотреть и был уведен за ухо.
Постелив на земле свежие пальмовые листья, девушки ловко раздели варвара и Катэ и уложили обоих рядышком прямо на это зеленое, упругое покрывало.
Началась подготовка к празднеству.
Девушки принялись умащать маслом тела лежавших, и от прикосновения их рук Конан едва не потерял сознание. Его мускулы расслаблялись и одновременно наполнялись здоровой, спокойной силой. Катэ, повернув к нему голову, нащупала пальцами его пальцы и блаженно улыбнулась.
— Смешная… — простонал варвар, объятый негой. — Глупая…
— Моя, — подсказала Катэ.
— Моя! — послушно повторил Конан.
Катэ, желавшая услышать это слово, произнесенное его голосом, не выдержала — вскрикнула и затрепетала.
— Полегче, красавица! — шутя, прикрикнула одна из девушек и не больно шлепнула ее пониже спины. — Успеешь еще!
Потом обоих нарядили в ца-понги и украсили гирляндами, после чего, напевая песню о великой победе человека-тритона, уже сочиненную дядей Эгом (чем он впоследствии очень гордился), проводили их на пляж. Две девушки шли впереди, две замыкали шествие.
Большой костер догорел, и только угли рдели. Их цвет был созвучен цвету закатного неба над морем. А море переливалось зеленоватым мерцанием — мириады крошечных его обитателей поднялись, чтобы посмотреть на праздник.
Конана с большим почетом усадили на гладкий камень, обтесанный с боков в виде неправильного четырехугольника. Сверху на камне лежала циновка, украшенная вплетенными в нее лентами. Катэ указали место у его подножия, а в песок перед ней вкопали большие белые цветы — знак признательности всей общины. Марга, увидев эти цветы, немного всплакнула. Когда-то ей оказали те же почести в память о Варе, ее муже, — он погиб, защищая дочь вождя от исполинской длинношеей черепахи. Катэ тогда еще не исполнилось и пяти чаячих свадеб. И вот она сидит у ног сильного, красивого мужчины, совсем как взрослая. Мужчина этот спас Сима — он великий рыбак, совсем как Вар.
За спиной Конана на песчаном холме щерилась отрубленная голова мурены. Острога по-прежнему торчала у нее изо лба. Голова источала сильный запах моря и смотрела с ненавистью в мускулистую спину варвара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19