Из просторной высокой залы вырастала и крутая каменная лестница, ведущая в главные покои Привратни, в покои теннетора Храма Небесного Льва – круглую башню, возвышающуюся над всеми строениями жилых помещений.
Долгие годы башню занимал Томезиус, и Астрис неоднократно бывал у него наверху, проводя долгие вечера в ученых беседах. Теперь покои теннетора стояли закрытыми, и никто в храме не знал имя их будущего хозяина. Близнецы видели, как их учитель вполголоса переговаривался с некоторыми жрецами, своими старыми знакомыми, – они вели речи осторожно, внимательно поглядывая по сторонам, так что даже стоящим в нескольких шагах братьям не удавалось разобрать ни слова.
До наступления вечера оставалось недолго, и погребальная служба должна была скоро начаться, – это становилось понятным уже по тому, что в зале Привратни появлялось все больше людей из города, не проживающих постоянно у храма. Томезиуса знали и уважали многие зингарские нобили, поэтому они пришли в этот вечер проводить его в последнее странствие.
В длинном коридоре, ведущем ко входу в храм, воспылали укрепленные на стенах факелы, осветившие неясным пламенем мрачные своды. Близнецы шли следом за Астрисом, в знак траура задрапировавшим плечи белоснежным покрывалом, – даже в эти скорбные мгновения он не пожелал расстаться со своей походной туникой, в то время как и Хлодвига, и Хундинга заставил облачиться в длинные белые плащи, поглотившие обилием своих складок хрупкие фигуры юношей.
Наступал Час Лилии. Как объяснил аквилонец, лишь дважды – в полдень и полночь – над Храмом звучал звон главного Гонга. Время здесь обычно бесшумно отмерялось Часами Цветов, одним из удивительных чудес Херриды.
Часы Цветов представляли собой обширную круглую клумбу, разбитую перед центральным порталом Нижней террасы храма. Круг разделялся на двенадцать сегментов, каждый из которых был засеян особым сортом цветов. Секрет часов, видных из окон жилых помещений и из храма, состоял в том, что бутоны различных цветов раскрывались и закрывались в определенное время, сменяя друг друга в строгом порядке, предустановленном божественной природой, человеческой мудростью и волей всемогущих богов.
Ранним утром, стоило только первым Ресницам Митры коснуться спящей земли, просыпались и расправляли лепестки чашечки шамарской орхидеи – наступал Час Каттлеи, прихотливого и своенравного цветка, закрывавшегося сразу, как только лучи солнца начинали пригревать. Тогда наступал Час Козлобородника, вместо орхидеи распускал бутоны этот яркий коринфийский цветок. Затем время показывали красные кровохлебки из гирканских пойм, мессантийские нарциссы, скромные северные наперстянки и другие цветы.
Вечер начинался с Часа Лилии. Как только раскрылись их белоснежные лепестки, всем пришедшим на погребальный обряд было позволено омыть руки и лицо в источниках очищения. Тихо струились прозрачные струи. В скорбном молчании каждый подходил к источникам и плавными движениями омывал священной водой лоб и щеки, чтобы войти в храм незапятнанным.
Близнецы делали все вслед за Астрисом, послушно повторяя каждое его движение. Казалось, они даже дышали в том же ритме, что и их учитель, благоговейно копируя каждый его поворот. Совершив обряд очищения, Хлодвиг и Хундинг получили право войти в Ход и направились к храму по этой крытой низкой галерее, освещенной редкими факелами.
Внутренние помещения храма, обнесенные рядами колонн, состояли из Столбовой Залы, куда разрешался вход обычным мирянам и молодым жрецам, и Святилища, доступного только посвященным, высшим жрецам.
Под сводами Столбовой Залы поплыла строгая погребальная мелодия. Зазвучал старинный зингарский похоронный напев, по обычаю исполняемый только мужскими голосами в унисон. Когда-то эта суровая мелодия звучала на полях брани – после страшных боев оставшиеся, обступив кругом павших, хриплыми голосами пели о вечной дружбе. И сейчас голоса молодых жрецов дрожали от скорби, каждый плавный поворот простой, но страстной мелодии наполнялся истинным чувством, сразу же передававшимся всем присутствующим в Храме.
Близнецы невольно тесно прижимались плечами друг к другу, когда взгляды их падали на тело несчастного Томезиуса. Убитый лежал в свинцовом гробу, покоившемся на мраморном постаменте, вокруг которого располагались жрецы в белых траурных одеяниях.
Согласно старинному зингарскому обычаю, покойного должны были проводить в фамильный склеп, находящийся на Кладбище Четырех Фонтанов, и там залить его тело прозрачной смолой, состав которой держался в строгом секрете. До этого в усыпальницу следовало доставить чашу со священным огнем из храма. Таков был древний обряд, пришедший в Зингару из тьмы времен. Никто не мог уже объяснить, что именно он означает, но все уважаемые граждане Херриды погребались в полном согласии с ним.
Хундинг печально вздыхал и благоговейно внимал суровым напевам, а Хлодвиг… Хлодвиг ничего не мог с собой поделать. Пылкий взгляд его постоянно устремлялся в сторону Адальджизы, рыжеволосой молодой жрицы, отворившей сегодня утром храмовые ворота. Еще тогда сердце юноши почему-то наполнялось сладкой дрожью, стоило ему лишь на мгновение встретиться с кроткими глазами девушки. И теперь, как только Хлодвиг видел ее рыжие локоны, ниспадающие на белый каласирис, служивший одеянием всех обитательниц Храма, дыхание его точно прерывалось.
– Я все расскажу наставнику, – шипел ему в ухо Хундинг. – Ты невнимательно читаешь траурную лауду!
Но Астрис, похоже, и сам все прекрасно видел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88