из лагеря в эмигрантскую тусовку, готовившую как раз в ту пору так называемые Сахаровские слушания в американском конгрессе в Вашингтоне.
Вот, собственно, и вся предыстория.
Далее события развивались так. Мальчик Вадим вырос, при вручении ему паспорта взял, естественно, фамилию матери – Кокориной, не мог он носить фамилию выдворенного из Советского Союза какого-то эмигранта Красновского. Закончил школу, затем журфак МГУ, работал на телевидении, в газетах, много ездил по стране, бывал и за рубежом, правда, уже после начала перестройки. Впрочем, до перестройки ему и нечего было делать в заграничных краях, мал еще. К тридцати годам, поднакопив журналистский опыт, устроился на работу в «События и люди» – газету, в чем-то даже солидную и уважаемую. Показал себя человеком вдумчивым, ответственным, что видно из характеристики, подписанной редактором этого еженедельного издания, которую в числе других справок и документов Александру Борисовичу подвезут грязновские оперативники с минуты на минуту.
Видимо, в каждом человеке есть определенная тяга к своим корням, к истории рода, к собственному прошлому. Но это чаще всего приходит с возрастом, когда появляются мысли о бренности существования и грустные выводы по поводу необходимости скорого подведения итогов. Что-то меняется в человеке, и из оптимиста он вдруг почему-то становится пессимистом, недовольным собой становится, все более задумываясь о замечательных «бесцельно прожитых» и так далее.
У Вадима некий пересмотр жизненных позиций начался после встречи с одним из прошлых соратников отца. Тоже физика, и тоже диссидента, только более осторожного и потому избежавшего горькой участи сахаровцев. Он-то и рассказал Вадиму то, что знал об Игоре Владимировиче. И оказалось, что отец был не так уж и плох. Да и на шпану американцы почему-то пойманных советских полковников не меняли. Тут было о чем задуматься. Вадим и задумался. Стал собирать сведения об отце, о его окружении. Ходил в спецслужбы, владеющие закрытыми архивами, где получил формальный отлуп, и наконец понял, что чужими подачками сыт не будешь, надо брать дело в собственные руки.
А время летело стремительно. И происходило в стране то, о чем никто даже и помыслить не мог прежде. Ну, к примеру, в Москве собирались конгрессы уж вовсе антисоветской, прямо-таки вражеской организации «Народно-трудовой союз» и других подобных, внесших, по их убеждениям, немалый взнос в общую борьбу с коммунизмом, с советской властью и разваливших в конце концов державного монстра – СССР. Да еще недавно этакое и во сне боялись себе представить! А вот – надо ж – все наяву! Но самое для Вадима интересное заключалось в том, что приезжающие на родину эмигранты из разных стран, но, главным образом, из Штатов, с большим уважением говорили ему об Игоре Владимировиче, а узнав, что молодой журналист является, ко всему прочему, и сыном Красновского, носящим в силу известных обстоятельств материнскую фамилию, немедленно высказывали самое искреннее уважение и сочувствие ввиду безвременной гибели отца. Точно не мог сказать никто, но, по слухам, убитого какой-то негритянской бандой в ночном поезде нью-йоркского сабвея. Конечно, можно уточнить в ФБР, которое, кажется, вплотную занималось, помимо полиции, делом об этом убийстве, но для этого надо ехать в Штаты…
И однажды у Вадима появилась такая возможность.
Двухнедельная командировка в Штаты, конечно, не бог весть какой срок, и серьезного поиска за это время не провести, – в таком плане высказывал свое суждение Зотов, а Турецкий с Грязновым лишь похмыкивали и иронически переглядывались: у них бывали сроки и пожестче. Однако Вадим сумел кое-что там все-таки наскрести. С помощью, как говорится, добрых людей отыскал какие-то документы, касающиеся деятельности отца, естественно, прояснил для себя и главный свой интерес, ради которого был послан в Нью-Йорк и что было конкретной целью командировки, то есть подобрал необходимые для обзорной статьи материалы об институте «Российское общество». Одним словом, провел время, как он сам объявил, возвратившись в Москву, с большой пользой для газеты и для себя лично.
Следующим этапом стало для Вадима написание статьи. Точнее, он предложил даже целый цикл статей, где были бы размышления о нашей новейшей истории, так или иначе навеянной биографией отца, сведения о последней волне российской эмиграции на Запад и в Штаты, трудами своими и помыслами подготовившей демократические изменения, преобразования в России и других республиках СССР. Интересно смотрелись бы в этих очерках разделы, касавшиеся сути взаимоотношений, складывавшихся внутри эмигрантской среды, весьма неоднородной по своему составу. Там ведь тоже были довольно глубокие противоречия, и об этом тоже следовало рассказать читателям. Короче, Вадим планировал представить редакции своеобразный дневник своего путешествия на Запад и в прошлое своей страны.
Примерный план цикла публикаций был обсужден на редколлегии и в общих чертах утвержден. Собирая дополнительные материалы, Вадим выезжал в другие служебные командировки, в частности в знаменитый Арзамас, где некоторое время работал его отец, в Питер, куда вели следы, точнее, судьбы отдельных его героев, в Нижний Новгород, связанный с известным сахаровским периодом в биографии российского диссидентства. То есть в некотором роде, если можно так выразиться, он шел, как бы сверяясь с записями в отцовском дневнике.
Да, тут надо сказать, что Вадиму в Нью-Йорке здорово повезло. Ему удалось отыскать, как он рассказывал, одну семейную пару, у которой оказался дневник Игоря Красновского и кое-какие весьма важные документы, напрямую касавшиеся ну, скажем так, не совсем приглядной деятельности отдельных представителей эмиграции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17