ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
К этому времени Эмиль Григорьевич уже умер.
Видимо, ничего подобного Чудецкая никогда не слышала от своих арбатских клиентов, которые тоже порой не брезговали «высоким искусством», и теперь пожирала сыщика глазами. Эмиль Григорьевич… случилось побывать на концерте… и в то же время Афган… Так, может, он вовсе и не сыщик?
«Сыщик-сыщик», — хотел успокоить ее Голованов, однако вслух произнес негромко:
— Может, на кухню пройдем? Или в комнату. Чтобы поговорить. Ирина Генриховна сказала, будто ваш Дима записную книжку дома оставил?
— Да, конечно, — наконец-то пришла в себя хозяйка дома. — И если вы здесь уже закончили… — она обвела рукой комнату сына, — то прошу на кухню.
И добавила, словно оправдываясь:
— Знаете, люблю свою кухню. Там… там уютнее как-то. Особенно в эти дни.
Когда Голованов прошел на кухню, где уже был накрыт стол, он не мог не согласиться с признанием хозяйки дома, что она любит свою кухню. Ее было нельзя не полюбить. И если вся квартира была отремонтирована под впечатляющий, но совершенно безликий «евростандарт», в общем-то чуждый истинному москвичу, то этот уголок квартиры утопал в теплых полутонах карельской березы и даже кайзеровская плита гармонировала с общим настроением кухни.
— Нравится? — совсем уж вроде бы как не по теме спросила Чудецкая, заметив восхищенный взгляд гостя.
— Очень.
— Мне тоже нравится. Хотя, должна вам признаться, пришлось и с сыном повоевать, когда здесь ремонт шел. Хотя сейчас на любой бы «евро» согласилась, лишь бы он рядом был.
И снова на ее глазах навернулись слезы.
— Марина Станиславовна… — укоризненно протянул Голованов, — мы же с вами договорились. Все будет хорошо. Уверяю вас.
Она хлюпнула носом, и на ее лице впервые за все время отразилась скорбная улыбка.
— Вашими бы устами…
Прошла к бару, вмонтированному в резной навесной шкафчик, открыла дверцу:
— Коньяк, виски?
Привыкший за годы службы в спецназе ко всему, что горело и тлело, Голованов не отказался бы сейчас и от стакана водки, однако надо было держать марку фирмы, и он произнес скромно:
— На ваш выбор.
— Я… я бы лично остановилась на коньячке.
— Поддерживаю, — улыбнулся он и тут же предложил свои услуги: — Может, чем-нибудь помочь?
— Боже упаси! — довольно изящно всплеснула руками Чудецкая. — Кухня — это женская прерогатива.
Голованов непроизвольно хмыкнул — эти бы слова да всем женам в уста. И еще он невольно обратил внимание на то, что, с того момента как он переступил порог этой квартиры, хозяйка дома стала понемногу оттаивать — уже не хлюпала постоянно носом, да и на лице ее стали разглаживаться скорбные складки. И это было хорошо, по крайней мере для него лично. С ней уже можно было начинать работать.
Он расспрашивал ее про сына, про его учебу в Гнесинке, про друзей, а возможно, что и поклонниц его таланта пианиста. Подогретая французским коньяком, она довольно охотно рассказывала что знала, и только когда Голованов спросил, есть ли у Димы постоянная девушка, Марина Станиславовна пожала плечами.
— Не знаю. Честное слово, не знаю. Да и разговора насчет этого как-то не заводил. Учеба, музыка и концерты — об этом Дима рассказывал охотно, а вот насчет любви и постоянной девушки…
Видимо впервые за все время, она задумалась о довольно странном поведении девятнадцатилетнего парня, который ни разу не заикнулся матери о том, что влюблен в кого-то, и вновь пожала плечами.
— Ну, может быть, имя какое-нибудь чаще всего упоминал, разговаривая по телефону?
На этот раз она только хмыкнула в ответ, покосившись на мобильник: он все это время лежал на столе, и она время от времени смотрела на него, вздыхая.
А ведь действительно, подумал Голованов, это раньше, когда в квартире стоял один аппарат на всю семью, матери знали все секреты своих детей. А по нынешним временам, когда у каждого сосунка по две мобилы в карманах…
— М-да, об этом я как-то не подумал, — согласился с Чудецкой Голованов и потянулся за бутылкой: — Вы позволите?
— Я думала, что вы сами догадаетесь. То состояние тревожного ожидания, которое держало ее все это время, видимо, понемногу отпускало, и теперь она могла позволить себе даже немного пококетничать. И это тоже было неплохо.
Пригубив глоток терпкого коньяка и проводив глазами опустевший бокал хозяйки дома, который она поставила на стол, Голованов произнес негромко:
— Марина Станиславовна, вы обещали мне записную книжку Димы. Может, пролистаем ее?
— Да, конечно, — спохватилась Чудецкая. — Простите, совершенно выпало из головы.
Она принесла из комнаты довольно-таки объемистую записную книжку сына, положила перед гостем:
— Вот. Перелистав разбухшие от записей страницы, переполненные телефонами, именами и, видимо, просто кличками, Голованов спросил:
— У вас есть ксерокс?
— Естественно. А что?
— Вы позволите отксерить эти странички?
— Ну-у… если это не навредит Димке…
— Я здесь, чтобы помочь ему. — В голосе Голованова прозвучали металлические нотки.
— Да, конечно. Простите. О чем это я! Ксерокс в Димкиной комнате.
…Вернув хозяйке дома записную книжку сына, Голованов хотел уж было распрощаться, как вдруг глаза Чудецкой вновь наполнились слезами и в них было что-то такое, отчего опытному спецназовцу даже стало немного зябко.
— Что с вами, Марина Станиславовна? Она какое-то время молчала, потом вдруг закрыла лицо руками, и ее плечи дрогнули от плача.
— Марина… Марина Станиславовна…
— Вы… вы уже уходите?
— Ну-у в общем-то да. Вроде бы все обговорено, и теперь…
Она кивнула и, не отрывая ладоней от лица, каким-то глухим голосом произнесла:
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Видимо, ничего подобного Чудецкая никогда не слышала от своих арбатских клиентов, которые тоже порой не брезговали «высоким искусством», и теперь пожирала сыщика глазами. Эмиль Григорьевич… случилось побывать на концерте… и в то же время Афган… Так, может, он вовсе и не сыщик?
«Сыщик-сыщик», — хотел успокоить ее Голованов, однако вслух произнес негромко:
— Может, на кухню пройдем? Или в комнату. Чтобы поговорить. Ирина Генриховна сказала, будто ваш Дима записную книжку дома оставил?
— Да, конечно, — наконец-то пришла в себя хозяйка дома. — И если вы здесь уже закончили… — она обвела рукой комнату сына, — то прошу на кухню.
И добавила, словно оправдываясь:
— Знаете, люблю свою кухню. Там… там уютнее как-то. Особенно в эти дни.
Когда Голованов прошел на кухню, где уже был накрыт стол, он не мог не согласиться с признанием хозяйки дома, что она любит свою кухню. Ее было нельзя не полюбить. И если вся квартира была отремонтирована под впечатляющий, но совершенно безликий «евростандарт», в общем-то чуждый истинному москвичу, то этот уголок квартиры утопал в теплых полутонах карельской березы и даже кайзеровская плита гармонировала с общим настроением кухни.
— Нравится? — совсем уж вроде бы как не по теме спросила Чудецкая, заметив восхищенный взгляд гостя.
— Очень.
— Мне тоже нравится. Хотя, должна вам признаться, пришлось и с сыном повоевать, когда здесь ремонт шел. Хотя сейчас на любой бы «евро» согласилась, лишь бы он рядом был.
И снова на ее глазах навернулись слезы.
— Марина Станиславовна… — укоризненно протянул Голованов, — мы же с вами договорились. Все будет хорошо. Уверяю вас.
Она хлюпнула носом, и на ее лице впервые за все время отразилась скорбная улыбка.
— Вашими бы устами…
Прошла к бару, вмонтированному в резной навесной шкафчик, открыла дверцу:
— Коньяк, виски?
Привыкший за годы службы в спецназе ко всему, что горело и тлело, Голованов не отказался бы сейчас и от стакана водки, однако надо было держать марку фирмы, и он произнес скромно:
— На ваш выбор.
— Я… я бы лично остановилась на коньячке.
— Поддерживаю, — улыбнулся он и тут же предложил свои услуги: — Может, чем-нибудь помочь?
— Боже упаси! — довольно изящно всплеснула руками Чудецкая. — Кухня — это женская прерогатива.
Голованов непроизвольно хмыкнул — эти бы слова да всем женам в уста. И еще он невольно обратил внимание на то, что, с того момента как он переступил порог этой квартиры, хозяйка дома стала понемногу оттаивать — уже не хлюпала постоянно носом, да и на лице ее стали разглаживаться скорбные складки. И это было хорошо, по крайней мере для него лично. С ней уже можно было начинать работать.
Он расспрашивал ее про сына, про его учебу в Гнесинке, про друзей, а возможно, что и поклонниц его таланта пианиста. Подогретая французским коньяком, она довольно охотно рассказывала что знала, и только когда Голованов спросил, есть ли у Димы постоянная девушка, Марина Станиславовна пожала плечами.
— Не знаю. Честное слово, не знаю. Да и разговора насчет этого как-то не заводил. Учеба, музыка и концерты — об этом Дима рассказывал охотно, а вот насчет любви и постоянной девушки…
Видимо впервые за все время, она задумалась о довольно странном поведении девятнадцатилетнего парня, который ни разу не заикнулся матери о том, что влюблен в кого-то, и вновь пожала плечами.
— Ну, может быть, имя какое-нибудь чаще всего упоминал, разговаривая по телефону?
На этот раз она только хмыкнула в ответ, покосившись на мобильник: он все это время лежал на столе, и она время от времени смотрела на него, вздыхая.
А ведь действительно, подумал Голованов, это раньше, когда в квартире стоял один аппарат на всю семью, матери знали все секреты своих детей. А по нынешним временам, когда у каждого сосунка по две мобилы в карманах…
— М-да, об этом я как-то не подумал, — согласился с Чудецкой Голованов и потянулся за бутылкой: — Вы позволите?
— Я думала, что вы сами догадаетесь. То состояние тревожного ожидания, которое держало ее все это время, видимо, понемногу отпускало, и теперь она могла позволить себе даже немного пококетничать. И это тоже было неплохо.
Пригубив глоток терпкого коньяка и проводив глазами опустевший бокал хозяйки дома, который она поставила на стол, Голованов произнес негромко:
— Марина Станиславовна, вы обещали мне записную книжку Димы. Может, пролистаем ее?
— Да, конечно, — спохватилась Чудецкая. — Простите, совершенно выпало из головы.
Она принесла из комнаты довольно-таки объемистую записную книжку сына, положила перед гостем:
— Вот. Перелистав разбухшие от записей страницы, переполненные телефонами, именами и, видимо, просто кличками, Голованов спросил:
— У вас есть ксерокс?
— Естественно. А что?
— Вы позволите отксерить эти странички?
— Ну-у… если это не навредит Димке…
— Я здесь, чтобы помочь ему. — В голосе Голованова прозвучали металлические нотки.
— Да, конечно. Простите. О чем это я! Ксерокс в Димкиной комнате.
…Вернув хозяйке дома записную книжку сына, Голованов хотел уж было распрощаться, как вдруг глаза Чудецкой вновь наполнились слезами и в них было что-то такое, отчего опытному спецназовцу даже стало немного зябко.
— Что с вами, Марина Станиславовна? Она какое-то время молчала, потом вдруг закрыла лицо руками, и ее плечи дрогнули от плача.
— Марина… Марина Станиславовна…
— Вы… вы уже уходите?
— Ну-у в общем-то да. Вроде бы все обговорено, и теперь…
Она кивнула и, не отрывая ладоней от лица, каким-то глухим голосом произнесла:
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10