Но Эль Коэте остался дома. Тысячи газетных статей были посвящены его решению, но на самом деле никто из репортеров не знал, почему он остался на Кубе.
– Ему нет нужды уезжать, – вот и все, что сказала об этом Клеопатра. Мы продирались сквозь толпу болельщиков, стекающихся на стадион. – Кроме того, Эль Коэте не умеет плавать.
Игра развернулась в классическую битву. Шестьдесят тысяч болельщиков собрались на стадионе за два часа до первой подачи. Крики, гудки, барабаны и литавры не прекращались. Больше того, они становились громче; работала магия Эль Коэте.
Толпа без остановки скандировала его имя. К концу игры все охрипли: Эль Коэте накостылял шестнадцати бэттерам, и «Индустриалес» порвали «Сантьяго».
Домашние игры закончились, и теперь «Индустриалес» предстояло провести два матча в Сантьяго. Как бы Клеопатре ни хотелось вместе с командой отправиться на выездную игру, путешествие по суше на автомобиле или поезде было для нее слишком. Мы возвращались на Кайо-Локо.
После игры мы с Клеопатрой встретились с Эль Коэте. Он пригласил нас на вечеринку в своем квартале, недалеко от стадиона. Никто не просил автограф, не было ни агентов, ни менеджеров, ни юристов, ни спонсоров, ни исступленных поклонниц, визжащих за полицейскими кордонами. Эль Коэте останавливался поболтать с людьми, сидевшими на ступеньках своих домов, заходил в их cocina, а потом они с Клеопатрой обсудили свои семейные дела. Когда улицы опустели и все разошлись по домам, он отправился с нами прогуляться, повесив сумку с формой на руль своего велосипеда.
Мы остановились у уличного торговца и поели мороженого. Эль Коэте сказал Клеопатре, что обязательно постарается прийти к шхуне завтра утром перед отъездом команды в Сантьяго, и подарил ей мяч с игры. Даже что-то написал на нем на память. Она положила его в карман. А потом лучший питчер кубинского бейсбола (кстати, 15 миллионов кубинских болельщиков утверждают, что лучший в мире) сел на свой велосипед и покатил домой.
В Кохимар мы прибыли около полуночи. Наше такси обогнуло статую Эрнеста Хемингуэя в конце улицы и остановилось у ступеней к пристани. Там, под кубинской луной, зазвонил спутниковый телефон. Клеопатра передала его мне.
– Она в Майами! – заорал из трубки голос Вилли.
– Нет, мы в Гаване, – сказал я.
– Не ты! Лампа! Душа маяка! Она на свалке! На Майами-Ривер!
Ну, сами можете представить, какая суматоха началась. Клеопатра хотела отправиться немедленно, однако нам пришлось ждать утра, чтобы пройти таможню. Мы перезвонили Вилли Сингеру, и он поведал ей историю еще три раза, пока она не смогла наконец поверить, что цель ее поисков находилась на Майами-Ривер примерно в миле от дока «Судоходной компании Хайборн».
Вилли Сингеру удалось напасть на след своего давно потерянного родственника, капитана Стэнли Сингера, в Холланде, штат Мичиган. У него и вправду оказались документы и квитанции на линзу. Она попала в Австралию, где в 1957-м была продана застройщику на Кубу, который планировал использовать ее в качестве бутафории для казино. Потом пришел Фидель Кастро, и каким-то образом линзу контрабандой вывезли из страны. В итоге она оказалась на складе в Нассау, где ее купил торговец морским хламом из Майами. Он и прислал капитану Стэнли Сингеру запрос о маяке.
Вилли позвонил на свалку в Майами. Оказалось, что прежний владелец умер, но его сын знал, где хранится линза. Вилли даже не стал торговаться, просто спросил цену, переслал деньги и сказал, что ее заберут. Через два дня после звонка «Лукреция» проплыла под рождественскими украшениями на дамбе Брикелл и причалила у доков «Хайборн», где на грузовике «Сам-Вози» нас встречал Дайвер. Мы втроем направились по Ривер-роуд к свалке. Я слушал указания Клеопатры и смотрел в оба, пока Дайвер петлял по стоянкам трейлеров, между шлюпочными мастерскими и домиками на задворках Майами-Ривер.
– Стоп! – неожиданно закричала Клеопатра.
Дайвер ударил по тормозам, и я чуть не вылетел через лобовое стекло. Я ожидал увидеть тело на капоте или услышать вой раненой собаки под колесами грузовика. Мое сердце бешено стучало.
– Смотрите, – прошептала Клеопатра. Ее ясные зеленые глаза были широко раскрыты, а нижняя челюсть отвисла. Там, в углу свалки, за грудой ловушек для омаров, кабельных барабанов, грузовых контейнеров и ржавых спасательных шлюпок, стоял свет.
– Это, должно быть, бутафория, – сказал я. – Для кино или тематического парка, или чего еще.
Но Клеопатре лучше знать. Ей был сто один год, и она гонялась за душой маяка последние десять лет свой жизни.
– Нет, – сказала Клеопатра, качая головой. – Он настоящий.
– По-моему, это первоклассная елочная игрушка, – заметил Дайвер.
– А я знаю подходящее дерево, на которое мы ее наденем, – сказала Клеопатра.
Десять лет поисков по иронии судьбы привели Клеопатру на ее собственный задний двор. Потребовался весь остаток дня, чтобы бережно перевезти линзу со свалки в трюм «Лукреции». Когда дело было сделано, мы выстроились вокруг линзы и долго смотрели на нее. Никто никак не мог поверить, что мы наконец-то ее нашли. Клеопатра сказала:
– Думаю, мы просто обязаны встретить новое тысячелетие этим маяком.
Судя по всему, наша работа была еще далека от завершения.
На то, чтобы исполнить желание Клеопатры, у нас оставалось меньше трех недель. Понятно, мы трудились как бобры. Соломон знал о маяках больше всех на свете. Он быстро составил перечень частей, которые у нас уже имелись и которые нам потребуются, чтобы заставить маяк работать. Прежде чем мы подняли парус, я позвонил Сэмми Рэю и капитану Кирку, сообщил им радостное известие и продиктовал список необходимых покупок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125