Я разделял его музыкальные пристрастия и однажды вечером, когда он бросал монетку в музыкальный автомат, спросил его, как он стал таким ярым поклонником Джимми.
Оказалось, подростком он жил в Сан-Франциско и работал на поставщика провизии, обслуживавшего все концерты Билла Грэма. Я думаю, Хендрикс правда любил мексиканскую пищу, и Гектор действительно его видел. Джимми расписался у него на бейсболке, и Гектор никогда ее не снимал.
– Гектор! – выпалил я. – Я – Талли, фанат Хендрикса из «Жирной Игуаны».
Гектор опустил карабин. Не успел я оглянуться, как мы пили кофе в его сторожке. Все стены были увешаны обнаженными девушками из журналов, постерами с Хендриксом и фотографиями Лас-Вегаса.
Именно здесь, в этой каморке, я впервые встретился с доктором Дестином Уокером. Доктор Уокер изучал окна башни. По легенде, индейцы майя использовали их как некую систему маяков и с их помощью проводили свои торговые суда через коралловый риф. Ученый хотел знать, так ли это на самом деле.
После длинной беседы с доктором Уокером в тот день я был околдован Тулумом. Кроме того, я начал чаще думать о мире волшебных маяков, возвышающихся на скалистых берегах и уберегающих нас от опасности. Я зачастил на руины. Доктор Уокер даже периодически нанимал меня помочь ему с исследованиями.
В день отъезда Донны Кей я отправился на руины в поисках той самой утренней магии, но после того, как мой джип подвергся нападению пришельцев, я очутился в несколько ином Тулуме, нежели тот, что предстал глазам первых испанцев.
В 1518 году испанская экспедиция, возглавляемая Хуаном де Грихальвой, покачивалась на волнах Карибского моря. Все взоры были устремлены на высокий утес, вклинившийся между синим небом и бирюзовым морем. Там, вдалеке, растянулся красно-бело-синий город. Тулум показался им таким же большим, как покинутая Севилья в Королевстве Инквизиции.
Нога испанца ступила на землю Тулума не сразу: майя храбро сражались с завоевателями. Но в конце концов порох взял верх над стрелами. Вот и все. Старый шовинизм – извините-подвиньтесь, идут Великие нации Европы – сломил индейцев, и вооруженные религиозные фанатики в доспехах, изнуренные болезнями, охваченные жаждой золота, самопровозглашенные крестоносцы из цивилизованного мира наконец-то сумели высадиться на берег. Штука в том, что после всего этого кровопролития во имя Бога и Родины свалить через три месяца их заставили какие-то москиты.
Чино высадил меня, мой водонепроницаемый мешок и мой кайф у главного входа на территорию развалин. Парковка была забита туристическими автобусами, ежедневно возившими от отелей в Канкуне до руин и обратно уйму гринго. В отличие от своих предшественников испанцев эти гринго были вооружены не стальными шлемами и мушкетами, а фотоаппаратами «Инстаматик» и видеокамерами.
Я купил билет и влился в толпу посетителей, снующих вокруг как муравьи. Сегодня эта толкотня была для меня желанным зрелищем. Я уже давно не был так близко к реальному миру и теперь с удовольствием и весельем наблюдал, как они предаются своим отпускным обязанностям: фотографируют, позируют перед камерами, едят мороженое, покупают футболки, орут что-то своим непослушным детишкам на четырех-пяти разных языках. Я справился о Гекторе, но охранник сказал мне, что он уехал в город на обед.
Я обошел толпу у основания Эль-Кастильо и побрел к берегу. Он тоже был битком набит туристами, но мне посчастливилось найти свободное местечко в тени утеса. Я расстелил полотенце, снял рубашку, вытащил книгу, купил хот-дог и пиво у пляжного торговца и пошел в отпуск.
После нескольких бутылочек я отправился прогуляться по пляжу мимо алтаря на северной оконечности городка. Я по-прежнему был слегка под кайфом, и усевшись на камни, принялся наблюдать за стаей пеликанов, «бомбочкой» нырявших прямо в косяк цихлид. Интересно, думал я, сколько раз за свою жизнь ныряет пеликан?
Мне надоело считать. Угол солнца изменился, и яркое мерцание на воде погасло. Начали собираться серые облака.
Я вернулся на свое место в тени утеса и перенес вещи под крышу хижины на берегу. Громкоговорители на парковке разразились объявлением, что автобусы отправляются, и пляж и море начали пустеть.
Пока мои соотпускники, готовясь к отъезду, собирали сумки и сувениры, я махал им рукой. По этому случаю я воспользовался творческой комбинацией махов, которым выучился еще в Хартэйке, когда участвовал в родео. Не очень-то просто держать флагшток одной рукой и приветствовать толпу другой – тут, знаете ли, надобно уменье. Я научился смешивать разные стили махания, начиная с маха «откручивание лампочки» и заканчивая махом «мытье окон» или нестареющим махом «Папа Римский». Последний был особенно сложен: я поднимал вверх обе руки, коленкой прижав флагшток к седлу. На родео я всегда имел огромный успех. Зрители махали в ответ, свистели и хлопали. Правда, на берегу в Тулуме люди смотрели на меня так, словно мне надо в психушку.
– Автобус уезжает, сэр, – прокричала мне одна властная американка.
Я помахал ей и сказал:
– Я не еду в автобусе, мэм, – и услышал, как она сказала своему мужу, ковыляя мимо:
– Он что, поедет на крыше?
Все это махание меня утомило. Кроме того, я по-прежнему не имел представления, как, черт возьми, доберусь домой. Я позвонил на базу с платного телефона у сторожки, но нарвался на автоответчик. Они еще рыбачили. Выражение лица Сэмми Рэя сегодня утром обещало рыбалку до заката. Я оставил сообщение о джипе и сказал, что придумаю, как вернуться.
Мой день в стране чудес прошел без всяких мыслей о том, как может произойти это самое возвращение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125