Но даже на газетных снимках ее взгляд поражал меня своей лучезарной силой.
ТАТУИРОВАННЫЕ
«Киттен и Дэнни» – они сделали себе одинаковые татуировки. Киттен – вокруг своей лодыжки, а Дэниэл – вокруг бицепса. Какое-то суеверное предчувствие подсказывало мне, что идея украсить свои тела именами друг друга не принесет ничего хорошего, а их отношения сложатся крайне неудачно. Но объяснить, почему так считаю, я бы все равно не смог. А между тем в прессе их любовь превращалась в легенду. О парочке писали так, словно они Парис и Елена, Ромео и Джульетта. Повсюду только и говорили о необычайном романе Киттен и Дэнни.
Но вообще-то их отношения были далеки от романтической нежности, скорее походили на постоянную битву. Он устраивал ей скандалы везде, где они появлялись, – и на вечеринках в замках аристократов, и в ресторанах небоскребов, – а она кидала в него бутылками на презентациях и во время застолий. Он называл ее шлюхой публично, а она его – дерьмом, не смущаясь количеством присутствующих при этом свидетелей. Он громил номер в отеле, а она давала ему пощечины на сцене.
Однажды после их очередной ссоры Дэнни разбил свой «астон-мартин» и объяснил полиции, что находился в состоянии отчаяния, а на самом деле в состоянии тяжелого наркотического транса. В другой раз в Японии в состоянии ярости он умудрился сломать теннисный стол, за которым тренировались олимпийские чемпионы, но и тогда отделался только штрафом. Однако такие встряски будто делали их любовь еще сильнее.
Я верил не во все, что сочиняли газеты, некоторые поступки казались мне слишком уж странными и дикими, но связь Киттен и Дэнни была все же далека от идиллии. Киттен очень много работала, и хотя на вечеринках и приемах выглядела веселой и беспечной, у нее хватало проблем. Выручал ее счастливый характер, настоящий дар Божий – она никогда не унывала. Всегда была в превосходном настроении, за которым, впрочем, скрывались робость и неуверенность в себе слишком молоденькой и неопытной девочки.
Дэнни же казался истинным джентльменом в прямом смысле этого слова. Он был скромен, вежлив, потрясающе умен и обладал редкой силы артистическим талантом. Во многом он действительно заботился о Киттен.
Я знал Китген гораздо лучше, чем Дэниэла, но наблюдений за ними было достаточно, чтобы понять: они несчастливая пара. Я убедился в неустойчивости их столь внезапно зародившихся чувств друг к другу чуть позже, когда мы прибыли на открытие выставки Али стера Фер– стона в Лондоне.
Ферстон был весьма самоуверенным и зацикленным на себе, но феноменально успешным лидером молодежного движения в английском искусстве. Он был подобен вихрю темной энергии, его можно было назвать каскадером от искусства. К тому же он обладал даром, граничащим с гениальностью, – умел заводить публику, будоражить ее и приводить в восторг.
Даже самые прогрессивные представители художественной элиты в Англии приходили в ужас от его «Пейнтбола с носорогом». Он успешно морочил голову репортерам и журналистам, что, мол, и, правда, стрелял красками в белого носорога, одурманенного сверхдозой героина, из специального ружья, рискуя жизнью, на самом же деле он просто покрыл побелкой мертвое животное в зоопарке.
Свою карьеру Ферстон начал с того, что создал ненормальный мир, в котором обезьяны, напичканные кокаином и сильнодействующими таблетками, ходили в костюмах и платьях, рисовали картины и играли на музыкальных инструментах. Фактически шоу было продано еще до того, как его начали демонстрировать.
Дэнни Джейн не почивал на лаврах великого актера на сцене и на экране, он был страстным коллекционером и художником, хотя рисовал настолько плохо, что друзья никогда не высказывали свое мнение по поводу его скромных упражнений в области экспрессионистской живописи. Он предпочитал жить в Лондоне, который отличался от американских мегаполисов тем, что давал свободу гениям и не был жестко подчинен требованиям коммерции, как мир Голливуда. Дэнни заявлял, что этот цивилизованный город позволяет ему находиться подальше от грубой и невежественной публики, хотя, по сути, все было наоборот – в Лондоне он гораздо чаще оказывался на виду, чем в Беверли-Хиллз, изобилующем знаменитостями и звездами. Но Лондон был также и любимым городом Киттен – центром роскошной жизни, местом обитания самых эксцентричных представителей мира моды, авангардистских течений в искусстве и музыке, самой блестящей рок-площадкой Европы, все еще сохранявшей очарование декаданса и шестидесятых годов XX века.
Поскольку Киттен тут же сообщила Дэнни о том, что я некогда занимался живописью, он проникся ко мне небывалым уважением и включил меня в число своих фаворитов. Даже попросил показать мои работы, на что я согласился и был удивлен его неожиданно восторженным отношением. Я создавал картины в определенный период моей жизни и воспринимал свои усилия весьма серьезно, но не предполагал, что они удостоятся столь высокой оценки. Дэнни попросил продать пару картин, но я отказался, несмотря на внушительную сумму, предложенную за них, лишь потому, что все еще не терял надежды когда-нибудь показать их на персональной выставке.
В Лондоне на вечеринке по случаю открытия выставки собрался весь цвет богемы – артисты, художники, коллекционеры, продюсеры, дизайнеры, модели, рок– звезды, аристократы, антиквары, банкиры и даже самые крупные наркобароны. Киттен и Дэнни решили, что я тоже должен сопровождать их. Честно говоря, я немного трусил. Нет, я не боялся столкнуться с шокирующими работами Эзры, просто не готов был увидеть великих художников современности, к числу которых мечтал когда-то принадлежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130