Сами показы часто были ориентированы на то, чтобы шокировать публику, а не на то, чтобы представить модные вещи, которые захочется носить. Но хуже всего, что эти шоу сплачивали вокруг себя все большие группы людей, незаметно приобретая статус культовых и культурных явлений. Чем более дикими были грим, атрибуты и одеяния, чем безобразнее выглядели модели, тем больший эффект производили они на зрителей и тем больше им стремились подражать, называя подобные выходки «искусством». Когда я смотрел на девушек, лица которых были покрыты косметикой таких тонов, что придавали им сходство с полуразложившимися трупами, я задавался вопросом: что же происходит с современными модой и искусством?
По мере того как нью-йоркская неделя моды продвигалась к финалу, Роттвейлер становилась все более раздражительной. Заказы поступали круглосуточно, да еще в них постоянно вносились коррективы – там изменилось время показа, здесь возникли накладки в расписании, где-то произошел конфликт между девушками, кто– то не хотел ехать в Милан, или Париж, или Лондон, кого– то не устраивала плата за работу. Роттвейлер висела на телефоне почти круглосуточно. Временами мне казалось, что она находится в кризисном состоянии и даже утратила свое неотъемлемое чувство юмора, но Роман уверял, что этот приступ дурного настроения носит сезонный характер. Когда закончилось шоу Калвина Клай– на в пятницу после обеда, мы сели в старый «крайслер» и ее, наконец, прорвало.
– Черт побери, Чарли! Что же это за бардак?!
Я понимающе кивнул, ожидая продолжения. Но она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.
– Не могу поверить, что мы вынуждены ехать в Милан.
Я притворился, будто эта новость нисколько меня не удивила, но, откровенно говоря, не на шутку разволновался. Мне довелось повидать Рим и Флоренцию, но в мировой столице моды Милане я еще не был. Почему бы теперь не использовать этот шанс?
– Я должна присмотреть за моими детками, – добавила Роттвейлер, – и хочу поехать. Вот почему у меня нет своих детей. Черт побери! У меня слишком много проблем. Эта вечная головная боль… Заботишься о них, боишься, что их жизнь будет сломана. Я вынуждена оберегать их.
Она, казалось, забыла о моем присутствии.
– Оберегать кого?
– Этих несмышленых девчонок. Все они как дети. Я уже не знаю, когда стала к ним так относиться… Раньше моделями становились зрелые женщины, а сейчас школьницы. Эти итальянцы сожрут их живьем. Вот увидишь. Даже косточек не оставят. Это все равно что стая голодных волков. Они ведь все бредят Лолитой. – Роттвейлер покраснела до корней волос. – Тебе нравятся маленькие девочки, Чарли?
Я рассмеялся.
– Это не шутка.
– Нет, конечно.
– Это потому, что ты нормальный парень с горячей кровью, а мир моды на сегодняшний день – сборище извращенцев! У нас есть множество красивых женщин… да-да, женщин… но кому они нужны? Кто их заказывает? Всем подавай подростков! Угловатых, недалеких и наивных… Удивляюсь, как они не додумались отбирать только девственниц!
Роттвейлер смотрела на вещи реалистично, но временами склонна была драматизировать ситуацию. Нередко описывала вещи такими, как ей хотелось видеть. И порой преувеличивала опасность или угрозу исключительно ради удовольствия представить все в более драматичном свете.
В аэропорту она указала мне на женщину лет сорока с дочерью-подростком. Обе одеты в стиле поклонниц панк-рока.
– Смотри! – прошептала Ротти. – Вот в чем проблема. Вот о чем я тебе говорила. Посмотри на эту дамочку.
Женщина заметила, что Роттвейлер наблюдает за ней, но не смутилась. Я взял Мисс под руку и попытался увести ее от этой пары.
– Старая овца одета как ягненок. Женщины теперь боятся быть самими собой, боятся выглядеть на свой возраст. Боятся быть женщинами. Они полагают, что надо выглядеть как сопливые цыпочки! А я не хочу видеть на сорокалетней женщине тряпки, которые носят подростки! Я злюсь, потому что мы должны ехать в Милан!
Пока мы летели над Атлантикой, я снова переживал дискомфорт «конкорда». И уж если даже Роттвейлер не могла заснуть в самолете, то я и вовсе не мог этого сделать. Так что нам пришлось поддерживать беседу почти десять часов. Но на самом деле разговор не клеился, и Ротти просто принялась разъяснять мне специфику некоторых сторон фэшн-шоу, перемежая свою лекцию ядовитыми насмешками в адрес того или иного дизайнера или агентства-конкурента.
Довольно подробно она описывала мне, как готовится действо. Как дизайнеры выколачивают для своих показов наилучшее время и наилучшие места и задерживают шоу порой на несколько часов, чтобы не дать возможности журналистам и фотографам уделить внимание своим конкурентам. Как добиваются для своих показов лучших моделей и как преследуют тех девушек, которые вдруг осмеливаются отказаться от работы. Как агентства дважды продают одну и ту же модель, что вызывает скандал между соперничающими создателями коллекций. И наконец, Роттвейлер снова подошла к проблеме моделей– тинейджеров, которую считала глобальной для всей европейской цивилизации.
Что касается ее собственных предпочтений, она брала на работу только девушек с восемнадцати лет и только тем, кому исполнилось двадцать один год, позволяла путешествовать без сопровождающего. Но конечно, бывали исключения, иначе агентство Роттвейлер не смогло бы существовать, находясь в постоянном конфликте с меняющимися требованиями рынка. Мисс объясняла необходимость принимать к себе молоденьких моделей тем, что если они не попадут к ней, то попадут в лапы какого-нибудь педофила. Например, семнадцати– и шестнадцатилетние девушки вполне могли стать жертвами распущенности Казановы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130