Могу я узнать, о чем речь?
– В документе, который мы получили в «Висячих Садах», упоминается имя Странника.
– В самом деле? Звучит многообещающе. Вы сообщили об этом Латему?
– У него тоже есть экземпляр перевода. Полагаю, он уже прочитал текст.
Брайони отправилась домой и легла в ванну. Ее кости жаждали тепла, которое можно получить, только глубоко погрузившись в горячую воду. «Бедная Нелл, – подумала она. – Девочка теперь никогда не будет ощущать себя в безопасности, принимая ванну».
По крайней мере, до тех пор, пока они не поймают и не посадят под замок Квина.
Ничего, придет и его черед. Он прошел слишком долгий путь. Перед внутренним взором Брайони возникло лицо семнадцатилетнего парня. О чем он тогда думал? Совсем еще мальчик, поступавший в университет и намеревавшийся стать врачом? Была ли в нем хоть какая-то часть личности, желавшая исцелять? «Поворот, поворот, поворот». У нее закружилась голова от этих мыслей, и Брайони встала, окунувшись в прохладный воздух. Черт! Забыла сходить и сдать кровь на анализ. В шее странно пульсировала вена, что-то сжалось и задергалось в голове. Черт! Брайони схватила полотенце с поручня и неуклюже рухнула на кафельный пол, ударившись головой о край ванны.
Глава 39
Все пациенты были зафиксированы на передвижных койках, как будто их подготовили к операции, но отложили ее на время, а пока сестры перекатывали их с места на место, подталкивая по две койки за один прием. При этом их тапочки скрипели по линолеуму, а койки дребезжали.
Весь день Брайони провела в ожидании. Утром она полчаса ждала, пока ее осмотрит терапевт, затем ее направили в больницу Сент-Панкрас на рентген, поскольку предполагали легкое сотрясение мозга. Еще два часа девушка провела перед рентген-кабинетом, а следом за этим еще сорок минут дожидалась заключения доктора. Он заявил, что хотел бы поместить ее под наблюдение и осмотрит подробнее во время очередного обхода. После этого Брайони принесли на подносе обед – апельсиновое пюре и картофельную запеканку с мясом и горохом, – а также выдали огромную кипу старых журналов, на знакомство с каждым из которых у нее уходило не более двух минут. Периодически к больной подходили сестры, совершавшие разнообразные манипуляции: ей совали в рот градусник, втыкали в руку иголку и выкачивали полный шприц крови, считали пульс, светили в глаза фонариком, заставляли дуть в какую-то картонную трубку, взвешивали.
– Когда я наконец смогу уйти? – спрашивала она всякий раз, когда к ней приближалась новая сестра.
– Уже довольно скоро. – Ответ у них был один и тот же.
Однако сами медики задавали ей бесконечные вопросы и добивались детальных ответов. Они исписывали ими огромные опросные листы и прикрепляли их на доске. К середине дня в больнице знали про Брайони все: от ее домашнего адреса и даты рождения и вплоть до даты последней менструации, а также что она съела на завтрак позавчера и в котором часу обычно встает по утрам.
Несуразно большие часы на противоположной стене отмечали каждую уходящую минуту подергиванием длинной стрелки, и к половине пятого у девушки окончательно лопнуло терпение. Оказалось не так-то легко избавиться от подноса, а передвижная койка была как минимум сантиметров на тридцать выше обычной кровати, так что приходилось звать сестру, чтобы слезть на пол – например, чтобы сходить в туалет. Это, естественно, гарантировало, что персонал знал, кто из больных когда и куда отправился. Брайони подумала, что полиции «Метрополитан» надо поучиться кое-каким трюкам в госпитале Сент-Панкрас. Перекрестный допрос, установление личности, содержание под наблюдением, психологический контроль. Она свесила ноги с койки, а потом спрыгнула на пол. Нельзя сказать, что головокружение полностью прошло. Вовсе нет. Она сделала несколько торопливых шагов по направлению к двери с табличкой «Выход» и наткнулась на сестру, которая шла ей навстречу, толкая перед собой столик, нагруженный стальными инструментами, прикрытыми белой салфеткой.
– Туалеты вон в той стороне, – сестра указала на двойную дверь в противоположном конце помещения.
– Знаю. Я просто хочу прогуляться.
– Не здесь, сюда нельзя. Эта секция только для персонала.
– Здесь написано «выход».
– Это старая табличка.
– Я могу выйти погулять?
– Спросите у доктора, когда он подойдет к вам на обходе. Если с вами все в порядке, никто вас здесь не задержит.
– Но я жду его уже два часа. Я отлично себя чувствую. Можно мне уйти?
– Вы не можете уйти, пока вас не выпишут. – Сестра, светлые волосы которой был зачесаны назад и прикрыты внушительного вида шапочкой, стоявшей торчком от крахмала, обращалась с пациенткой, как комендант тюрьмы с заключенными. У нее был жесткий и прямой взгляд. Брайони решила выдержать его и переупрямить сестру, но проиграла.
– Я сама могу решать, куда и когда мне идти. Это мое законное право.
– Не советую. Если вы сейчас уйдете, то в следующий раз вам могут отказать в лечении. Я позову старшую сестру, чтобы она поговорила с вами.
Брайони вернулась к своей койке, чувствуя себя ребенком лет семи, прилегла и мгновенно уснула.
Когда она проснулась, освещение несколько изменилось. Не то чтобы дневной свет и раньше был особенно заметен в помещении, но узкие полоски в верхней части зашторенных окон теперь стали совсем темными, а флюоресцентное сияние казалось скорее желтым, чем белым. Она ощутила запах пищи – сестры развозили пациентам подносы с едой – и внезапно поняла, что ужасно проголодалась.
Поднос установили на конструкции, похожей на мостик. А койку живо развернули так, что она оказалась прямо перед носом Брайони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109