.. Очень хорошо, просто здорово, что вы - все трое - не боитесь ее. Преодолели.
Но... веришь ли, любимый, клаустрофобией заразилась... я. Да-да) Мне порой бывает так тяжело, так душно, так СТРАШНО в стенах дома, так одолевают в одиночестве мысли о тебе, что я готова забросить все дела и бежать куда угодно. Пойми меня правильно: Славик в школе, Машенька спит, очередного сеанса связи ждать месяц, или два, или полгода, твоя мама снова в экспедиции (кстати, пока жила у нас, очень помогала мне с Машенькой), прадед мой - совсем старенький: подолгу сидит у проигрывателя и вспоминает детство - слушает "Битлз" или еще что-нибудь, а я... а у меня все из рук валится. Раз пять уже это чувство накатывало: вызывала к нашей "буньке" няню и убегала из дома. Бродила по улицам, шла в парк, или в кафе, или в кино, или в светоконцертный зал, не досиживала до конца, снова шлялась по улицам, заходила к знакомым, там - злилась по пустякам, на меня все дивились, кто утешал, думая: хандра обуяла, кто пытался развлечь, полагая: скучаю без дела, - и я бросалась к выходу, и снова - улицы, улицы, улицы...
Не казнись, милый, не сокрушайся и постарайся... не понять, нет... ощутить: это не хандра и не скука, и не тоска, и не уныние. Это какое-то особое состояние, которому и названия еще не придумали и не придумают никогда. Это - вернусь к начальной строке письма - песня Сольвейг, которую невозможно пропеть вслух. Это - слитые во мне женщины разных эпох, ожидающие любимых: безвестные жены моряков парусных судов и водителей первых межпланетных кораблей, и Изольда, и Пенелопа, и Гретхен, и помнишь? - та безымянная "мама" у Бредбери, которая возненавидела солнце... Весь мир любви и разлуки наполняет мое сердце, и нет более гамма-связи между нами, есть связь моего ожидания и удаляющегося твоего возвращения.
А во время последнего "бегства от клаустрофобии" произошло вот что. Я навестила свою давнишнюю подругу Леночку, у которой не была уже, наверное, лет сто. Мужа ее, Николая, ты должен помнить - такой полный, лысоватый (сейчас уже совершенно лысый), смешливый человек. По профессии он этнограф. Часто выезжает в экспедиции, а когда возвращается - привозит мессу всяких баек. Балагур и весельчак. Слушать его можно часами. Вот мы и слушали. И смеялись от души. И слушали музыку и пили вино. По правде, я совсем потеряла счет времени. Верно говорят: когда много смеешься - к слезам. В какой-то момент мне вдруг разом все надоело, шутки потеряли соль, стало горько и непонятно отчего противно. Я расплакалась и стала собираться домой. Леночка с Колей опешили, начали успокаивать меня, дали выпить чего-то "сердечного". А я посмотрела на часы, перепугалась - вечер уже! - тут и вовсе истерика началась. Выбежала из квартиры и опрометью понеслась к себе.
Дома Славик: волнуется, ждет меня, места себе не находит. Я-то ведь, дуреха, браслет телевокса дома забыла, а предупредить сынулю из головы выскочило. Короче, рассердился он. Хотел меня хорошими отметками порадовать, а мне вроде бы и не до него. (Отметки у Славика в последнее время действительно прекрасные, и вообще он стал каким-то собранным, серьезным, на улице кто увидит - ни за что 12 лет не даст, выглядит - на все 16.)
Хороший урок он мне в тот день преподал. Я вхожу в дом, а сын-то, оказывается, няню отпустил, обед сам заказал, прибрался - и сидит с Машенькой, играют они. На меня - демонстративно - ноль внимания. А разговаривают они друг с дружкой - просто прелесть. Он ей что-то серьезное втолковывает, что-то там: мол, плакать нельзя, это только плохие девочки плачут, а хорошие - никогда, даже если им больно, они назло всем улыбаются, ни за что не покажут, что у них неприятность, а потом, когда все отвернутся, можно наклониться к "мистеру О'Фланнегану" (это у нас слон такой есть поролаксовый - большой-пребольшой) и с ним пошептаться, он все поймет, пожалеет, и боль тогда отпустит. А эта глупышка устроилась возле брата, глазенки блестят, щеки в разводах, на ножке - ссадина (верно, бегала и налетела на что-то), но мордаха уже счастливая, рот до ушей.
Гляжу я на эту сцену, и такая боль сладкая в сердце, так щемяще-радостно - я опять разревелась... Стою - ничего с собой поделать не могу: слезы так и бегут. А эти двое подскочили: "Мамочка, ну что ты? Мамочка, ну не плачь! Ну, кто тебя обидел? Мамочка, ты у нас хорошая, мы тебя ждем-ждем, а ты плачешь, ну пожалуйста, мамочка!" А у Машутки тут же лицо скривилось, вот-вот мы с ней дуэтом зальемся, но она себя пересилила, щеки надула и - вовсе неожиданное: "Мамочка, я бойсе так не бу-уду-у..." Глупая, глупая "бунька"! Готова на себя какую-то несуществующую вину взять, лишь бы я не плакала.
Вот так мы и живем; твой "верноподданный" Славик, твоя "заочно-без-ума-любящая" Машенька и твоя истеричная женушка.
Я даже не винюсь перед тобой: просто у меня такой сейчас период - глаза на мокром месте. Это пройдет. Вот видишь - здесь слезинка, я ее даже обвела, и нисколечко не стыдно.
Целуем, целуем, целуем, целуем, целуем, целуем, целуем...
Светлана, Славик, Машенька.
4 августа 67 года (по корабельному календарю)
Обнимаю и целую тебя, далекая любовь моя!
Подумать только, почти три года пролетело со времени прошлого сеанса! А если точнее - два года девять месяцев двадцать двое суток четырнадцать часов пятьдесят три минуты корабельного времени я ждал этого сигнала ("считалочка" не соврет!). И дождался. И какой роскошный импульс - сразу двадцать писем от тебя, четыре от Славика и листочек каракулей от Машеньки - "буньки", как ты говоришь.
Естественно, сразу же бросился читать. Что-то развеселило, что-то удручило, но в целом - впечатление хорошее, нет - счастливое, вот верное слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15