Гуляя вдоль набережной, мы с Юлькой то и дело натыкались на разных персонажей, предлагавших то взвесить нас, то измерить давление, то определить силу своего биополя, то нарисовать на нас дружеский шарж.
Мы, естественно, не могли пропустить всю эту развлекуху, и шумно взвесились на допотопных весах, наверняка спизженных из какого-нибудь местного санатория для сифилитиков.
Взвесились на брудершафт.
Я, Юлька, и пакет с абрикосами и блевотой.
Суммарный вес наш составил сто килограммов, и то, лишь потому, что это был максимальный вес на шкале. Наверное, мы всё-таки, весили поболее.
Но всё равно, ликуя и веселясь, мы пошли и измерили давление.
Давление у меня было хорошее, а вот у Юльки пониженное.
И, на вопрос бабки, которая принесла Юле эту ужасную весть, "Девушка, Вас не тошнит?" — Юлька вновь проблевалась в абрикосы.
Следующим этапом стало измерение наших биополей.
Одноглазый тощий мужик, одетый в портьеру на голое тело, пучил на нас глаза, и старался придать себе сходство с Копперфилдом.
Но получалось у него хуёво.
Феодосийский маг простирал над нашими головами костлявые руки, тряся волосатыми рыжими подмышками, и вращал глазами:
— Положите руки на эти пластины! — вещал Копперфилд местного розлива, и совал под Юлькины ладони две железки с проводками, — Щас мой прибор измерит ваше биополе!!!
Хуйевознаит, о каком приборе говорил этот Акопян в школьной шторе, но прибор этот мне уже не нравился.
И Юлька, поплевав на руки, отважно ёбнула по предложенным платинам, а в ответ пластины ёбнули Юлю током, и она, чуть дымясь, упала на южный асфальт.
Маг вскричал:
— Вы видели? Видели это?! Какое прекрасное биополе у вашей подруги!!!
И при этом быстро-быстро запихивал свой прибор куда-то под свою занавеску. Даже боюсь предположить — куда именно…
Юлина тушка тухло лежала на асфальте, и, что самое страшное, её не тошнило. А это плохой знак.
Акопян тем временем намылился съебаться, но был остановлен моей недрогнувшей рукой.
Точным движением хирурга, которым я всегда мечтала стать, но так и не стала, я схватила его за яйца, и ласково спросила:
— Ты где электрошок этот угнал, электрик хуев?
Копперфилд заволновался. Наверное, он не познал ещё радости отцовства, и был в одном шаге от того, чтобы не познать её уже никогда. Поэтому честно ответил:
— Я не знаю… Я наёмный рабочий… Я вообще не знаю чё это такое… но оно никогда раньше током не било…
Я легонько сжала магические тестикулы, и, с еле уловимой угрозой в голосе сказала:
— Я раздавлю тебе яйца, быдло. Ты меня понял, да? Если. Моя. Подруга. Щас. Не очнётся. Я считаю до десяти. Десять… Девять…
На счёт "Три…" Юльку стошнило.
Я ослабила хватку, и через секунду Акопяна рядом уже не стояло.
— Я блюю… — то ли спросила, то ли доложила Юлька, и заржала: — А ведь могла и сдохнуть! Гыыыыыыыыыыыыыы!!!
Небольшая толпа зевак, предвкушавших приезд труповозки, и отбуксировку Юлькиного трупа в местный морг, обиженно рассосалась, и мы продолжили свой путь.
Следующей остановкой стал местный Репин, который за пять минут брался нарисовать наш с Юлькой портрет.
Мы сели на лавочку, обняли друг друга, и принялись лучезарно улыбаться.
Через пять минут Репин сдул с рисунка крошки карандаша, и протянул нам полотно…
С листа хуёвой бумаги, формата А4 на нас смотрели два дауна в стадии ремиссии.
Я была дауном слева. Я опознала себя по бусам из ракушек.
Почему-то у меня не было трёх передних зубов, и не хватало одной сиськи.
Юльку нарисовали ещё хуже. У неё не было зубов, волос, ушей, и обоих сисек.
Последнее, в принципе, было справедливым.
Репин широко улыбался, и требовал свой гонорар.
Первой очнулась Юлька.
Она сплюнула под ноги художнику, склонила голову набок, и ласково сказала:
— Мужик. Знаешь, какое у меня сильное биополе? Я током бью как электрический скат, бля. Вон, Лидка знает. — Тут я закивала и тоже сплющила харю. — А вот за такой пейзаж я тебе щас уебу в твой мольберт ногой, а в твои щуплые яйца — током в двести двадцать.
И тут уже очнулась я:
— А у меня нету биополя. Зато у меня давление как у космонавта, ага. И твёрдая рука хирурга. Я тебя щас кастрирую, понял, да?
Репин понял всё правильно. И гонорар требовать перестал.
А мы с Юлькой пошли дальше, изредка делая остановку, и разглядывая наш портрет.
И вот что интересно: он нам начинал нравиться!
Пройдя с километр, мы даже решили вернуться, и дать Репину денег. Но не успели.
— Девушки, вы не заблудились?
Мы с Юлой обернулись на голос, и лица наши приобрели сходство с нашим портретом.
Потому что позади нас стоял потрясающий мужыг!
Это был Рики Мартин и Брэд Питт в одном флаконе!
Это был эротический сон с клиторальным оргазмом!
Это был ОН!
Наш Красивый Мущщина, ради которого мы пропиздячили тыщу километров!!!!
И мущщина этот улыбался белоснежной улыбкой в тридцать два зуба, и невзначай шевелил круглыми, накачанными сиськами под тонкой белой рубашкой.
Я, например, кончила сразу.
Юлька, судя по слюнявому подбородку, и трясущимся ногам — тоже.
Мущщина смотрел на нас благосклонно, и даже приблизился, и поцеловал мою руку.
Жаль, я не умею испытывать множественный оргазм. А оно бы щас мне пригодилось.
— Евгений. — Сказал мущщина.
— Ыыыыыыыыыыыыыыы… — сказали мы с Юлей, и вновь стали похожими на свой портрет. Репин воистину был великим художником. Зря мы его обидели.
Вот так мы и познакомились.
Женька тоже приехал из Москвы, и врал, что неженат.
Но меня не в сарае пальцем делали, поэтому я быстро спалила белую полоску незагорелой кожи на безымянном пальце правой руки Евгения.
Да ну и хуй с ней, с кожей его, и с женой, которую он дома оставил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181