Одни здесь брали открыто, и ели, сколько принимала их душа. Им никто не перечил. %%% Другие помельче не лезли на глаза, они брали скромно, но ели сытно и жевали старательно. Но были и другие, почти рядовые, которые продукты получали со складов, отчитывались за них, варили их и ими комбинировали. Они в обиде на жизнь и на харчи также не были. " Горячая пища солдату, нужна!" – утверждали они и доливали в солдатский котел [вместо продуктов подсоленной] побольше воды. "Пусть солдаты просят добавки! Начальство велело!" А то по дороге, мобыть, расплескаете! У нас в этом отказу нету!
– 42 -
– Что-то она у тебя сегодня жидковата! – нерешительно скажет старшина.
– Не важно, что она с жижей! Это на [мясном] бульоне! Важно, что она горячая и её много!
– Где ж много?
– В котле много!
– А тебе как положено полсотни черпаков на роту, получай и отходи! Мысли бегут быстро, это когда рассказываешь кажется, что долго! С того самого дня, когда мы вошли в состав стрелкового полка, солдаты сразу почувствовали голод. Не раз вспомнишь свой московский 297-ой батальон. Вот где кормили досыта! Мы о еде там и не думали! Солдаты ходили хмурыми, ворчали при раздаче пищи, но полковому начальству на это было наплевать. [при случае ничего не говорили] А что говорить? Ничего не изменишь! У солдат была теперь одна дорога к правде, через собственную смерть и через войну! Тоска о еде точила солдатскую душу. С командира роты тоже не спросишь. Солдаты видели, что на меня постоянно рычали. И уж, если ротный ничего не может сделать, что соваться в это дело солдатам. Любой разговор по телефону со мной начинался [с раздражения, с недовольства] с матерщины и с крика. Орали в глаза, когда вызывали к себе. %%%%варивал по поводу всего, не выбирая выражений. Солдаты знали и видели, как меня %%%%% ехидно высмеивали и старались поддеть. При малейшем с моей стороны возражении, мне тут же грозили. К чему все это делалось, я тогда не понимал [не готовилось чего?]. Я об этом [несколько раз спрашивал] как-то раз спросил комбата, но он упорно молчал.
– Мне тоже каждый день делают втыки! У них наверно стиль такой! – %%%% От сытых и довольных своей жизнью полковых начальников и до вшивых и мордастых тыловиков, все кормились за счет солдат окопников, да ещё покрикивали и делали недовольный вид [выражение лица]. Там в глубоком тылу народ призывали, что нужно отдать все для фронта. А здесь, на фронте, полковые %%%%%% считали защитниками Родины только себя.
– Зачем набивать желудки солдатам?
– Ранит в живот, сразу заражение крови пойдет [от присутствия пищи].
– Траншею загадят так, подлецы, что потом не продохнуть! Солдату нужно иметь промытые мозги и пустой желудок [кишечник]! Русского солдата сколько не корми, он все на начальство волком смотрит!
Меня как – то вызвали в штаб полка. Ожидая приёма, когда освободится начальство, а нас при этом обычно держали на ветру, я наткнулся на подвыпившего капитана. Не знаю, кем он был при штабе, но он посадил меня рядом с собой на бревно, дал папироску и сказал мне:
– Вот послушай! Одни жили-были, живут и ночуют в избах, и считают себя фронтовиками.
– 43 -
– А вас посадили в сугробы и на вас нет смысла переводить сало и прочие съестные запасы. Другое дело основной состав полка.
– Ну лейтенант давай разберемся!
– Кто по-твоему держит фронт? А кто просто так торчит там в окопах?
– Кто в постоянных заботах? А кто все делает из-под палки?
– Да, да! Кто отвечает за фронт?
– Линию Фронта держим мы полковые. И нашими заботами вы сидите спокойно на передке в своей траншее.
– Не было бы нас, вы давно бы все разбежались! Верно я говорю?
– Что верно, то верно! – [поддакнул] сказал я ему, думая что ещё он скажет.
– Без полковников армии не существует!
– В полку фронтовики – это отец наш родной, его заместители и штабные как я. В полку мы не одни. Тут снабженцы и кладовщики, начфины, евреи парикмахеры, медики, повара, и сотня повозочных. При штабе портные, сапожники и шорники, саперы, телефонисты и санитарочки в санроте, сам понимаешь! Все они фронтовики и защитники Родины. Это основной и постоянный состав полка, а вы, как это вам сказать, временные людишки, переменный состав, всего на две, на три недели.
– Вас считай… Сегодня вы были, а завтра вас нет!
– А кто останется? Кто будет стоять против немцев?
– Ты знаешь, сколько вашего брата желторотых лейтенантов за это время успело отправиться на тот свет?
– Нас в полку сейчас больше, чем вас там сидящих в траншее.
– Мы штабные живучие, тем мы и сильны!
– Нас совершенно не интересует, какие у вас там потери. Чем больше, тем лучше, это значит, что полк воевал и мы поработали!
– Что я?
– Я уже лишнего говорю!
– Иди, тебя зовут!
– Нет, это не тебя! Сиди и слушай дальше!
– Чего там скрывать! Кроме меня тебе никто не откроет глаза на то, что здесь происходит.
– Ты мне с первого раза приглянулся. Сразу видать, когда у человека открытое лицо.
– Вот слушай! Застелят вашими костьми нашу матушку землю и ни один человек после войны не узнает ни ваших фамилий, ни ваших могил.
– Видишь разница в чём? А мы будем живые и наши фамилии будут фигурировать в отчетах и наградных листах.
– Скажи лейтенант, за что ты воюешь? Только без трепотни! А то кого ни спрошу в полку, все патриотическими фразами прикрываются.
– 44 -
– Ладно, они тыловики, боятся место потерять. А ты ведь из траншеи.
– Я воюю за [лучшую] сытую жизнь. В молодости я жил в голоде и недостатке. Нас у матери было трое. Хочу, чтоб после войны жилось лучше и сытней.
– И ты думаешь дожить до конца войны?
– Думаю! Мы в училище с ребятами дали друг другу обещание до Берлина дойти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78