Я сам видел, как он страдал и убивался. С тех пор и пристрастился к звёздному небу... Словом, ты знай: при тебе всегда буду я! Я всё знаю, всех вижу насквозь. Всегда под рукой. Ты только взгляни, я тут же вмешаюсь. Либо подскажу на ушко, при тцаре всегда советник, либо отложим: тцару-де надобно обмыслить. От тебя только и требуется, чтобы тебя время от времени просто видели. Хотя бы издалека. Можешь рот вообще не раскрывать. Для того и существуют советники... Но тцар во дворце должен быть, иначе...
— Что иначе?
— Иначе, — вздохнул старик, — интриги, заговоры, борьба за трон, война... А когда видят тцара, да к тому же тцар бодр и весел, то и все бодры и веселы. И про борьбу за трон не думают.
Он смотрел в лицо Мрака уверенно и требовательно. Мрак покосился в ответ хмуро, уже раскрыл рот, чтобы послать этого советчика подальше, но вдруг в черепе мелькнуло неожиданное: а почему бы и нет? Сам же собирался остановиться и перевести дух. С того дня, как вышли из Леса, каждый день — бегом, надсаживая грудь, дым из ушей, секира уже приросла к рукам, всё время то бьёшь по головам, то сам получаешь... Дрались с тцарами, магами, даже богами, не говоря уж про всяких там чудищ и прочую мелочь. Потом сердце обливалось кровью в Куявии, что сейчас с каждым днём отдаляется за горным хребтом... А вот сейчас прямо носом тычут в местечко, где может пожить спокойно, без драк и надрываний сердца.
— И как ты это мыслишь? — спросил он всё ещё с недоверием.
Старик сказал быстро, чувствовалось, что план продуман давно:
— Ты ждёшь в условленном месте. Я сейчас возвращаюсь, договариваюсь с тцаром. Привожу его... нет, не сейчас, лучше в полночь. Вы быстренько меняетесь одеждой. После чего расходитесь. Поодиночке, чтобы никто вас вместе не увидел. Тцар уходит в свою обсерваторию... нет, в уединение, а я тебя увожу во дворец, в тцарские покои, где ты будешь отдыхать две-три недели. От силы — месяц. После чего так же тайно поменяетесь... ты получишь больше золота, чем видел в своей жизни!
Мрак подумал, что он видел золота побольше, чем старик даже может вообразить, но смолчал, не в золоте дело, спросил только:
— И где тайная встреча?
1. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ В БАРБУСЕ
Жаба лежала посредине ложа кверху брюхом. Подушку ухитрилась скомкать, изжевать угол, после чего вовсе спихнула на пол. Мрак почесал ей пальцем широкую грудку, она захрюкала и подрыгала задней лапой. Он тихонько прикрыл её одеялом, отошёл на цыпочках. Дверь тихонько скрипнула, он оглянулся, но жаба дрыхла, не более чувствительная к звукам и шорохам, чем булыжник.
Внизу в харчевне слышались удалые голоса, кто-то кому-то бьет морду, другие постояльцы пробуют петь, слышен звон посуды. Ноги бесшумно вынесли его на улицу, легкие жадно ухватили запах свежескошенного сена, молодой хвои, березовых листьев, ароматы конской сбруи.
Небо выгнулось темным загадочным куполом, звёзды мелкие, колючие, совсем не роскошно летние, а будто кристаллики льда. Бледный ковшик ныряет в тёмных тучах, как в неспокойном море. Корчма отдалялась за спиной, со всех сторон обступила тьма: факелы у крыльца трусливо остались там, в уюте и безопасности, а к слабому свету звёзд обнаглевшие человечьи глаза привыкают чересчур медленно.
Он пошел, однако, быстро, потом перешёл на бег. Мир стал чёрно-белым, краски исчезли, зато видел отчётливо: глаза оставались наполовину волчьими, а ноздри жадно ловят запахи, даже со слабым человечьим нюхом мог сказать, где недавно проехала телега, что на ней везли, а где дорогу пересек странный караван, в котором была только рыба и железо, много железа...
Развалины он увидел издали, даже не развалины, а просто груду камней, остатки постаревшей и рассыпавшейся горы. Луна изредка выныривала из прорех тучи, бледный неживой свет падал на гладкие, как огромные яйца, валуны, но от такого света в щелях становилось ещё темнее. Мрак перешел на шаг, сказал:
— Привет, Агиляр! Можешь не прятаться, я хорошо тебя вижу.
В темноте завозились, Мрак услышал кряхтение и недовольный голос:
— Я думал, меня никто не может заметить...
— Тогда не ешь мясо с жареным луком, — сказал Мрак. — И не заедай пережаренной яичницей с диким чесноком. Да и вино ты пил как-то странно: будто плавал в нём...
Из темноты выступил Агиляр, сказал торопливо:
— Это я растирал вином ноги. Думаешь, легко в мои годы вот так, как бродяга? Да ещё ночью?.. Мои одногодки сейчас спят на мягких ложах...
— Вином, — сказал Мрак, — ноги?
— Ноги, — ответил Агиляр со злорадством. — Хорошим вином!
— Не худо быть советником?
— Тцаром побыть ещё не худее, — ответил Агиляр. Мрак не ответил, всматривался в темноту. Там смутно виднелся человек в длинной бесформенной одежде. Настолько бесформенной, что нельзя ничего сказать о сложении, но явно дороден, в плечах широк. Рукава халата опускаются чуть ли не до кончиков пальцев, но запах подсказал, что пальцы достаточно толстые, кровь должна застаиваться из-за тесных золотых перстней и колец, кожа лоснится от душистого масла. На голове высокая раззолоченная шапка, с боков опускаются уши из дорогой материи, тоже расшитой золотыми нитями, украшенной рубинами, изумрудами, опалами и какими-то сиреневыми камешками.
Агиляр спохватился, сказал с поклоном:
— Ваше Величество, вот этот человек... Взгляните, он — как две капли воды!
Из темноты раздался раздраженный голос:
— А что тут увидишь?
Тцар вышел на залитый лунным светом участок. Одежда на нём вспыхнула и заблистала даже при таком скудном освещении. Мрак невольно подумал, что Агиляр прав: на кого ни нацепи вот это великолепие, того и будут принимать за тцара. Даже если будет хоть козлом рогатым, будут смотреть только на корону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21