Склонившись над столом, Шукуров вглядывался в карту. Она была пересечена красными и синими извилистыми линиями, вдоль которых пестрели разноцветные кружки, непонятные знаки. И всюду, начиная от северных рек до самого Аральского моря, по всей трассе торчали, как накрепко вбитые колышки, жирные восклицательные и вопросительные знаки. А рядом паутинным узором вились мелкие записи, затейливая вязь — домла по старой привычке писал арабскими буквами.
— Занимается проблемой переброски сибирских рек в Среднюю Азию?
— Чем только он не занимается!— сказал Атакузы.
— Колоссальная проблема!—Шукуров выпрямился.— Мой тесть тоже работает над этим.
— Вахид Мирабидович?— В уголках губ Атакузы, прикрытых коротким треугольником усов, вспыхнула и тут же погасла усмешка.— О, сейчас многие и говорят и пишут об этом!
— Да. Но...— Шукуров с недоумением посмотрел на Атакузы.— В таком случае зачем же ему ехать в кишлак?
— Ну, книги свои он может писать и там. Так сам мне сказал. Думаю, дело не только в этом. Не со всеми он тут, по-моему, ладит. Характер у старика — дай бог! К тому же одиноки они. Вы же видели, как обрадовались нашему приезду!
— У них никого нет?
— Сейчас нет. Был сын, Джаббар. Погиб в сорок третьем. Может, слышали, Герой Советского Союза...
Атакузы кивнул на фотографию в траурной рамке, висевшую над столом. С фотографии устало смотрел горбоносый, смуглый до черноты парень в офицерских погонах. Слабая улыбка чуть тронула впалые щеки.
— Да, замечательный джигит,— вздохнул Атакузы.— Учился на третьем курсе железнодорожного института. По уши был влюблен в Фазилатхон... Вы ее видели, клубом у нас заведует. Красавица была в ту пору — не описать!
— Вот как!
— Да, пташка была подходящая!— Атакузы подмигнул.— Как и Джаббар, училась в Ташкенте, я говорю о Фазилатхон. А когда летом приезжали в кишлак, ваш покорный слуга — мне было тринадцать лет — бегал от одного к другому почтальоном... Э, да что там говорить, невероятные творились дела!— Атакузы, взволнованный воспоминаниями юности, смотрел на Шукурова и не видел его.— Есть один большой человек, вы его знаете, Джамал Бурибаев. Тот, что третьего дня приезжал в степь...
— Представитель «Сельхозтехники» из Ташкента?
— Какой там представитель — начальник большого управления! Занимал одно время даже пост заместителя министра водного хозяйства!.. А тогда, в войну, был у нас председателем райисполкома. Джаб-бар-ака, значит, на фронте, а Фазилатхон вернулась в кишлак... Вы только представьте: такая едва распустившаяся роза.
Шукуров поморщился:
— Все ясно...
— Терпение!— рассмеялся Атакузы.— Самое интересное еще впереди. Джаббар-ака в это самое время получает звание Героя Советского Союза и приезжает в отпуск. Представляете, что было! Стрелял в Бурибаева!.. К счастью, не попал.
Волнение Атакузы передалось и Шукурову:
— Ну? А дальше?
Атакузы раскрыл уже рот, чтобы продолжить рассказ, и вдруг будто спохватился. Наморщил лоб, невнятно забормотал:
— Да, были дела. Пришлось после этого ехать на фронт и Буриба-еву. Да вы еще услышите.
— Ваш Джаббар-ака погиб на фронте?
— Погиб,— вздохнул Атакузы.
— А этот вернулся цел и невредим?
— До самого Берлина дошел. Получил два ранения! Я, конечно, не судья тому, что было. Должно быть, на фронте проявил себя — вся грудь в орденах.
Шукуров ничего не сказал, рассматривал фотографию в траурной рамке, потом, чуть прищурив большие серые глаза, поглядел на Атаку :ш:
А что, этот тоже родственник вам?
Кто?— не понял Атакузы.
Да тот самый... Джамал Бурибаев. Вы, помнится, сватом называли ого?
Ах да...— Почувствовав, что сболтнул лишнее, Атакузы внутренне выругал себя.— Дело в том... У него от Фазилатхон осталось двое детей: сын и дочь.
А что, разве разошлись?
Да! Но дети держат связь с отцом. Так вот, дочь наша Тахира подружилась с их сыном Кадырджаном. А старший мой, Хайдар, тот, что завтра защищает диссертацию, полюбил их дочь Латофат. Что поделаешь!— Атакузы широко развел руками и неспокойно прошелся по комнате.— Ничего не поделаешь!
Латофат... Всего час назад Атакузы видел ее. И сейчас стоит перед глазами. Проезжали мимо университетского скверика, вдруг Тахира, сидевшая сзади, рванулась вперед:
— Дададжан! Остановите машину!
Едва успел Атакузы, сидевший за рулем, притормозить, Тахира тут же соскочила на обочину и с криком «Латофат!» побежала куда-то. По аллее, обсаженной молоденькими тополями, шла Латофат, невеста его сына. Шла не одна. Рядом вышагивал тощий, длинный как жердь, весь какой-то черный мужчина с ворохом взлохмаченных волос.
«Фазилат!»— мелькнуло в голове Атакузы при виде будущей невестки. Так похожа была на свою мать эта девушка с высокой, будто гнездо аиста, прической. Те же шелковисто-черные, прямые брови, огромные, невеселые глаза, та же яркая, броская красота чуть округлого смуглого лица. Только одета иначе, не так, как одевалась когда-то ее мать. На Латофат было короткое, не доходящее даже до колен, ситцевое платье, на ногах белые тупоносые туфли. Голые стройные ноги, оголенные до плеч смуглые руки... И потому ли, что она так напоминала молодую Фазилат, а может, потому, что шла рядом с этой жердью, с этим черномазым парнем, Атакузы пронзила давняя, не раз тревожившая его мысль: «Не устроила бы какой-нибудь фокус Хайдару, как мать ее устроила Джаббару-ака!»
И сейчас, вспомнив сегодняшнюю встречу, Атакузы помрачнел лицом.
— Ох уж эта молодежь. В жизни не думал, что случится такое. А тут еще старики. Как они отнесутся к новой родне? Вот и думаю-гадаю, Абрар Шукурович.
Шукуров промолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102