Только вот жаль начатых с Абидо-вым работ, да, признаться, и разговоры об аспирантуре ей не безразличны.
Латофат вздрогнула: кто-то постучал в дверь.
— М-можно? — Сакиджан Абидов стоял на пороге и виновато теребил отрастающую щетину усов.— А к-к вам, ок-казывается, ст-трожайший запрет! Г-грозят п-позвать милицию, если задержусь. Так что п-прошу на минутку в-выйти. П-подожду вас на улице.
Абидов ждал ее на той самой скамейке у фонтана, где недавно она сидела с Хайдаром. Увидев девушку, вышедшую из подъезда, он вскочил, зачем-то подал руку, хоть сегодня виделись уже. И сразу спросил:
— Ну и как? П-поговорили?
— Поговорили. Остается все по-прежнему. Будет свадьба. Вот и все.
— По-поздравляю!— с деланной веселостью воскликнул Абидов.— Т-той на весь мир! Песня яр-яр! Бой барабанов! С-счастливые влюбленные за шелковым занавесом! И п-прощай наука, прощай университет! А тут не успела повернуться, как новый той — родился первенец! Н-ну и в итоге счастливейшая мать-героиня в окружении г-галдящих отпрысков! П-поздравляю!— Абидов сделал такой стремительный вираж вокруг фонтана, будто вместо ног у него выросли колеса. Скрестив руки на груди, остановился перед девушкой.— П-поражаюсь! Да появятся ли у нас, наконец, истинные таланты, люди, готовые принести блага жизни в жертву великим целям? Только вас я считал способной студенткой среди всех этих бездарностей. А вы?..— Абидов разгорячился и совсем перестал заикаться.— А вы — нет чтобы думать о науке — все та же мечта о свадьбе, о детишках! Речь идет о большом, благородном деле, о долге! Неужели так и не поняли этого? Ведь от вашей работы зависит будущее узбекского хлопкороба, великого труженика! Может, сомневаетесь в успехе наших начинаний?
— Дело не в сомнении.
— Сейчас мои слова могут показаться только мечтой. Но пусть даже это пока несбыточная мечта — все же мечта благородная и заслуживает того, чтобы посвятить ей жизнь! Неужели вы, с вашим умом и сердцем, не в состоянии понять таких вещей? Были бы просто красивой куклой, стал бы я уговаривать вас?
Латофат еще ниже склонила голову:
— Я-то понимаю, домладжан, а вот вы...
— Так в чем же дело, черт побери?! Держит страх, что этот ваш... сынок раиса, если свадьба задержится на год, женится на другой?..
— Не надо,— еле слышно проговорила Латофат.— Бесполезно...
— Ну в таком случае, раз бесполезно... мы выходим из игры! Абидов стремительно крутанулся и помчался прочь, споткнулся
обо что-то и скрылся в темноте.
Латофат, сжав виски ладонями, еще долго сидела в обезлюдевшем скверике.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Приглашение на защиту диссертации для Атакузы не новость. Но сегодня защищается его собственный сын,— наверно, потому и взволнован так знаменитый раис. Да к тому же еще вчерашняя нелепая стычка с дядей тоже не дает покоя.
Атакузы приехал на машине вместе с дочерью и будущей невесткой. Девушки заглянули по пути на базар, купили целую охапку цветов. Вид у них был очень эффектный — обе в одинаковых алых атласных платьях, в черных лакированных туфлях, у обеих в руках букеты. Когда Атакузы в сопровождении двух юных красавиц подходил к зданию института, все обернулись в их сторону, а молодые люди, курившие у входа, посторонились, уступая дорогу.
Зал, где должна была проходить защита, оказался внушительным, просторным, светлым, да еще и с глубоким куполом, который удваивал его объем. Хайдар стоял на сцене. С помощью Кадырджана он развешивал какие-то диаграммы и чертежи со столбцами громоздких цифр и формул, о которые сам черт мог сломать зубы! Кадырджан, увидев родичей, помахал рукой. Хайдар лишь кивнул,— видимо, ему было сейчас не до приветствий.
В огромном зале, окнами выходящем во двор института, было еще малолюдно. Атакузы сел поближе к широким окнам. Потрогал откидную доску-пюпитр. С потеплевшей душой, с гордым сознанием предстоящего события смотрел на входивших людей. Все это были ученые — о том говорили их лысины, очки на бледных, нервных лицах, небрежная, даже неряшливая одежда... С тем же горделивым чувством он незаметно оглядел дочь и будущую невестку.
Тахира так и сияла, кругленькое белое миловидное лицо порозовело, радость переполняла ее. Она то и дело поправляла едва достающие до плеч черные как смоль волосы, вертела головой — оглядывала зал, будто пришла не в научное учреждение, где должна решаться судьба брата, а в театр на премьеру. Латофат была полной ее противоположностью. Сидела, сложив на коленях смуглые руки с накрашенными хной тонкими пальчиками, задумчиво уставясь большими грустными глазами в сад. Ох уж этот ее печально-задумчивый вид! Казалось, пришла сюда не затем, чтобы разделить радость близкого человека, а лишь по принуждению!
«Что это она?— Атакузы с трудом подавил шевельнувшуюся в груди неприязнь.— О чем печалится? Не принесла бы несчастья в мой дом эта ее красота...»
Мысли Атакузы перебила Тахира:
— Дададжан! Джамал-ака идет.
Джамал Бурибаев шел в окружении нескольких таких же солидных, представительных мужчин.
Атакузы не успел подняться — Джамал Бурибаев прибавил шагу и был уже рядом.
— Эге, сам раис-ака пожаловали! Превосходно!
Бурибаев все еще был привлекателен, как и тридцать лет назад. Если, конечно, отбросить заметную уже седину и некоторую полноту стана. Он наклонился к Латофат:
— Как поживаешь, дочь моя?
Латофат внезапно побледнела и так же внезапно залилась краской. А перед Бурибаевым уже расшаркивался долговязый человек в огромных очках.
— Прошу вас пройти вперед, товарищ Бурибаев, прошу. О, и вы здесь, раис-ака!.. Прошу и вас, пожалуйста, вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102