..
— Нотации, хочешь сказать?
— Не знаю, нотации или другое, но все, что вы скажете, я заранее знаю.
— Телепатия? — засмеялся Шукуров.
— Может быть... Ну ясно... мещанка, обывательница, жажду роскоши, почитаю чины...
Шукуров вскочил с места:
— Вот это правдолюбка! Молодец! А ведь не угадала, что я хотел тебе сказать. — Снова сел рядом, взял ее руки в свои.— Вот что, Махбуба. Я хочу спросить тебя, но сначала обещай ответить честно. И не вилять...
Махбуба достала надушенный платочек, осторожно — как бы не задеть краску—промокнула дрожащие слезинки на ресницах и настороженно уставилась на мужа.
— Скажи, Махбуб, помнишь, как ты пошла за меня? Родители были против. Шла за бывшего детдомовца, студента с неопределенным будущим. Скажи, была ты тогда счастлива? Только честно...
Махбуба опустила голову и вдруг тихо всхлипнула.
— К чему вы? Будто не знаете...
— Пожалуй, побоялся бы спросить, если б не знал! Мы с тобой оба были счастливы. Так вот: наши тщеславные желания быть первыми людьми в районе (он осторожно сказал «наши»), стремление жить на широкую ногу, приобретать то, чего не могут приобрести другие,— все это гроша ломаного не стоит перед нашей с тобой любовью. Любовь нас соединила, и я бы хотел донести ее до конца наших с тобой дней...
Махбуба быстро взглянула на мужа. Глаза засверкали.
— Вы хотели бы... Неправда! Не верю! — Она кулачком забара-
банила в его грудь.— Где же вы были все эти дни? — и кинулась на шею ему...
Потом они ехали в машине. Молчали, но обоим было хорошо. «Как много теряют люди от недосказанности, от нежелания выслушать друг друга»,— подумал Шукуров.
Он устал сегодня, но давно не был в таком добром расположении духа. И так не хотелось терять это настроение. Зачем только Атакузы затеял спор?
— Давайте отложим этот разговор,— повторил Шукуров.
— Ладно,— согласился Атакузы.— Но есть у меня к вам одно слово.
— Если только одно, —улыбнулся Шукуров.
— Вот вы, видимо, считаете себя самым правильным, самым честным человеком, Абрар Шукурович...
— По-моему, каждый видит себя таким.
— Ну, я вижу, здесь началось заседание бюро! Пойду лучше на дочь посмотрю,— Вахид Мирабидов махнул рукой и стал подниматься по тропинке к санаторию.
— ...докладываете первому секретарю обкома,— Атакузы продолжал, не обратив внимания на Мирабидова,— докладываете обо мне, о моих делах. Искажаете истину, вводите в заблуждение.
«Успел и с ним потолковать. Ну и человек! — подумал Шукуров о Халмурадове.— Что им движет? Хочет создать свой собственный маяк? Только ли это?»
— Что я могу ответить? Если скажу, что никого не вводил в заблуждение, вы же не поверите.
— А вы докажите! — усмехнулся Атакузы.
— Чем? Может, поддакивать вам во всем?
— Поддакивать мне незачем! Все, что я делал и делаю,— все это только ради колхоза, ради людей...
— Послушайте меня, Атакузы-ака,— перебил Шукуров. Заговорил медленно, сосредоточенно, останавливаясь, чтобы подобрать нужное слово.— Мне пришлось в жизни немало повидать раисов способных, талантливых. Иной хорошо начнет работу, а потом, смотришь, потерял голову. Не думайте, я знаю все трудности, которые вам приходится преодолевать. И хозяйственные, и прочие. Каждый день сам сталкиваюсь с ними. Каждый день. Вы скажете: тем хуже, все знает, а цепляется. А я всего-навсего хочу помочь вам. Вы не можете представить даже, как я был рад, когда вы отважились попросить прощения, вернули дом этому механизатору. Я ценю вашу энергию, ваш организаторский талант. Поверьте мне, я хочу сохранить лучшее, что есть в Атакузы Умарове. Именно потому и лезу с неприятными замечаниями, как вы говорите, цепляюсь. Боюсь, очень боюсь, как бы вы не споткнулись. Хотите верьте, хотите нет! Все! Я кончил. И вас лишаю слова! — Шукуров встал, снял пиджак, бросил его, не глядя, в сторону.— Устал, черт побери! — вздохнул, распрямил плечи.— Приехал сюда, думал отойти немного, подышать воздухом, послушать шум реки. Где ваше знаменитое гостеприимство? Или оно не для тех, кто вас критикует?
— Ха! — Атакузы тоже встал, тоже расправил широкие плечи.— Дернул меня шайтан с моими обидами. А ну их...
Он не договорил, вдали на тропинке снова показался повар:
— Раис-ака! К вам еще гости!
Запыхавшись — так спешил — поднялся к санаторию. Его встретила Алия, она укоризненно качала головой:
— Зачем вы это придумали, Атакузы-ака?
— Что такое?
— Пригласили Джамала Бурибаева. Только что от нас звонил. Да еще был бы один, а то и жену привез с собой!
Атакузы и сам понимал: Бурибаев явился некстати. Но что поделаешь? Не выставишь же гостя.
— Иди скажи сыну, пусть везет их сюда. А там что-нибудь придумаем...
2
Хайдар отвез гостей в горы и, не задерживаясь, вернулся в кишлак. Поставив «Москвич» в гараж, вышел во двор. В доме настойчиво звонил телефон. Успел добежать, снял трубку.
— Хайдар-ака! — Это была Латофат.— Где вы пропадаете? Я уже несколько раз звонила вам... Дедушке плохо! Я вызвала врача...
Хайдар помчался в школу. Но врача уже не застал. Огромный кожаный диван был застлан белым. Нормурад-ата лежал на спине. Возле него сидели Латофат и директор школы. Хайдар робко подошел:
— Как чувствуете себя, дедушка?
— Спасибо, сынок.
Директор встал, уступил место Хайдару.
— Не беспокойтесь, атахон,— директор почтительно склонил голову.— Мы примем все меры, этот анашист, пьяница больше не будет беспокоить вас!
Домла сморщил, словно от боли, лицо и закрыл глаза.
День сегодня у домлы начался радостно. Утром почтальон принес письмо в необычно большом и твердом конверте — из Центрального Комитета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102