Вийя пошла в поденщицы и кормилась у хозяев, да еще выпрашивала плату вперед, чтобы прокормить мужа и сына.
К сенокосу многие мужики вернулись из Таллина и Риги на пару недель в родные места. Но никому из них не привелось помахать косой, сенокос лег на плечи женщин. У корабля кипела работа над наружной обшивкой, и каждая пара мужских рук была здесь нужна до зарезу.
Наконец спустя недели две после Иванова дня дело продвинулось настолько, что однажды вечером заложили в парилку подбалочные брусья и ночной сторож тут же развел огонь под котлом. Подбалочные брусья толщиною в десять дюймов должны были находиться в парилке по крайней мере по часу на каждый дюйм. Мастер уговаривал мужиков поплотнее поесть с вечера и пораньше улечься спать (парням не разрешил даже и глянуть в сторону деревни), чтобы к утру каждый работник был в полной силе и приналег вовсю.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Три месяца короткого северного лета прошли в напряженном труде, давно миновало осеннее равноденствие, и сейчас, когда мастер, щелкнув крышкой своих часов, зажег спичку, они выстукивали предутренний час последнего воскресенья октября. Мастер с вечера уснул лишь на короткое время, сон давно отлетел от него, и он выбрался потихоньку из будки.
Мягкая, почти безветренная осенняя ночь. С опушки леса доносились медленные шаги ночного сторожа, старого ансиского Реэдика. Луны не было, две-три звезды тускло мерцали над головой. Тут же, совсем близко, темнел огромный корпус корабля, еще увеличенный ночным мраком, от него исходил острый запах смолы. Далеко на западе слышался гул подводных камней Хуллумятаса и Суурейкува.
«Днем, верно, забушует, ишь, как гудят даже при таком слабом зюйд-осте,— думал мастер, медленно ступая по берегу к свинцово-серому морю. Вода за ночь еще поднялась.— Ну что же, пусть поднимается, кораблю легче будет поплыть. Только бы успеть закончить работу при этой погоде».
Да, наконец-то они достигли того, что можно начать спуск корабля. Вчера удачно посадили бархоут правого борта на полозья из мощных бревен — это работа, требующая большой осторожности. Прежде всего пришлось клинить и ставить подпорки под левый борт, в то время как подпорки правого борта стесывались топорами и концы их или глубже уходили в землю, или обламывались дюйм за дюймом. Таким образом корабль всей тяжестью медленно сел на полозья, заранее густо смазанные жиром. Смазали также до самой воды березовый желоб для киля и дорожку из березовых плах для полозьев.
Уже в сумерки успели поставить и грунтовые вокруг судна. Оставалось еще завести головной канат в море, к закрепленным на каменной глыбе блокам, и оттуда обратно на берег, к воротам, а уж тогда...
Что и говорить, все сделано так, как положено, еще ни один построенный им корабль не валился набок.
И все же мастер волновался. Сегодня он еще главный ответчик, сегодня он держит экзамен перед всеми жителями прихода, но как только корабль свободно поплывет по заливу, ответчиком станет капитан. Установка мачт и вся такелажная работа — дело капитана, в оснастке корабля он, мастер, может только оказывать помощь Тынису.
Дотрагиваясь слегка до корабельного штевня, чтобы узнать, насколько подсохла на нем смола, мастер уловил на востоке первые, едва различимые признаки зари. Теперь они стали заметны уже и здесь: борт корабля, обращенный к востоку, уже как-то выделялся, а противоположный борт мастер только с помощью воображения мог отделить от окружающей темноты... Да-да, у Юлиуса в далекой Австралии сейчас уже полдень, Карла в Канаде, верно, только забрался на койку, если он пришвартовался где-нибудь. Ведь оба парня прислали немного денег на этот корабль, скорее, конечно, по его просьбе, чем из интереса к делу. «Не верю, чтобы что-нибудь вышло из этой вашей затеи с небольшими парусниками,— писал Карла,— везде, по всему свету, все больше и больше переходят на пароходы. Время — деньги, как говорят здесь, в Америке,— и кто из деловых людей захочет теперь перевозить грузы на маленьком паруснике, который месяцами порой болтается в море? Сто лет тому назад, когда еще не знали парохода, был другой разговор. Теперь же постройка парусных кораблей кажется допотопным делом...»
Горечь подступила к горлу мастера, когда он подумал о письме Карлы, тем более что парень во многом был прав. Но разве он, Михкель, виноват в том, что жизнь в этом заброшенном уголке так отстала от всего остального мира?
Да, уже около ста лет прошло с тех пор, как рууснаский барон Шренк, Страшный Шренк, как его называли в своих рассказах старики, приказал пограничникам изрубить в пределах своих владений все рыбачьи лодки, чтобы народ не мог бежать за море, спасаясь от рабства и истязаний. Даже песня была сложена о том, как старый кассемааский Таави, которого Страшный Шренк за тайную поездку за море приказал до полусмерти избить на конюшне мызы, как этот Таави, несмотря ни на что, снова построил в лесу тайком лодку и однажды в осеннюю ночь при попутном ветре ушел отсюда со своей семьей.
Таави нипочем граница;
За море махнул, как птица...
Отстали на сто лет! Спросил бы лучше, как здешний народ, несмотря на все, дошел хоть до теперешней жизни! Да и прочий мир не совсем еще перешел на железные пароходы, небольшие парусники для перевозки грузов на близкое расстояние стоят еще во всех портах, и никто не посмеет сказать, что парусники, построенные здешними мужиками, хуже других. Зачем бы шведы купили за хорошую цену «Эву» у старого Кронштрема — «Эву», построенную им, Михкелем,— если бы шведские корабли были лучше? Если бы здешний народ многие сотни лет мог жить и работать свободно, были бы и у него уже пароходы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135