Двухсотлетние клены, липы, березы и заблудившиеся среди них одинокие вишневые деревья и яблони потеряли всякую степенность, они как влюбленные, которых пастор соединяет этой весной в пары, в единую плоть, целыми десятками перед алтарем, даруя им, разумеется, и блаженство супружества. Сам же пастор вынужден искать земные радости по-прежнему в городе Тарту, куда он раз в месяц ездит получать наставления по своей работе на соискание степени магистра богословия.
Листая старинные, пожухлые страницы церковных книг прихода Хара, он набредает на интересные истории, из которых выясняется, что и здесь, в хараском приходе, несколько сот лет назад судили еретиков. Одна из этих историй западает ему в голову, увлекает его. В 1671 году судили какую-то женщину по имени Майе, которую часть свидетелей считала набожной, даже святой, потому что она, леча людей от злых хворей, прибегала к слову божьему, к сказанному Христом. Прочие подозревали ее в колдовстве, поскольку она силой чар заставила одну барышню из дворянок, фрейлейн Маргариту, влюбиться в сына мельника по имени Яак и с помощью молнии небесной сожгла ригу, принадлежавшую барону. Неважно, хорошо ли это, плохо ли, но в своей ворожбе она использовала Священное писание, хотя у нее не было на то права. Тем самым она преступила одну из заповедей, которая гласит: «Не упоминай всуе имя господа своего», ибо господь не оставит без наказания тех, кто произносит во зло его имя. И во время суда она произносила в тщете имя бога — своими завлекательными словами так заворожила судей и, того больше, слуг судейских, что они отпустили ее. И она пропала среди бела дня с глаз, точно видение, и ее не смогли уже привлечь к суду, так как, говорили все, она якобы бежала в Финляндию, и иные люди, получавшие от ее слов — и пусть это были слова божьи — помощь от хвори, будто бы тоже уехали за нею и остались там.
История, прочитанная на пожухлых, с неразборчивым текстом страницах, насколько вообще можно было верить в нее, послужила только толчком для главной темы магистерской работы Пауля «Значение и сила освященных
слов в христианской церкви и народной традиции». То есть значение и сила тех слов, с помощью которых Иисус сделал зрячими слепых, поставил на ноги ходивших на костылях, исцелил прокаженных. И хотя Иисус был не первый, который творил чудеса силой своих слов, значение и силу слова чувствовали еще хетты, вавилоняне, греки (еще Платон пытался дать научное объяснение силе слова),— слова Иисуса, более чем слова кого бы то ни было, долгие столетия приковывали чувства и мысли людей. Далее он намеревается остановиться в своей диссертации на известной книге Альберта Швейцера «История Жизни Иисуса Христа». Он разделяет мнение, что главный смысл слов Христовых, во всех его речах и проповедях, коренится в фразе: «Очищайте разум свой, ибо грядет царствие небесное». Как и Швейцер, Пауль Лайд считает, что Иисус Христос был пророком.
Рабы в Римской империи были в безвыходном положении. За одним восстанием рабов следовало другое, все были потоплены в крови, а вождей рабов распинали на кресте. После поражения восстания Спартака таких крестов на Аппиевой дороге было пять тысяч. Положение рабов, доведенных до состояния животных, было безысходным, выхода в тогдашнем мире найдено не было. Лишь судный день и затем приход нового царствия, царствия небесного, могли изменить положение. Так все казалось Иисусу, и это он провозгласил. Он сам верил в свои слова, угнетенные и обремененные верили в его слова.
И хотя последний день, как и судный день (страшный суд над рабовладельцами и сильными мира сего), так и не наступил, хотя колесо вселенной не повернулось так, как того хотелось Иисусу, и столь быстро, как предрекала его вера, он безраздельно и неколебимо связал себя со своим вопиющим справедливости предсказанием, со своей верою, и эта вера придала его словам непомерную убедительность, творящую чудеса силу.
Основой силы слова и является вера, и вера того, кто говорит, и вера тех, кто слушает. Для примера он предполагает привести письмо Декарта Палатину — психотерапия с помощью переписки,— коснуться Месмера, Коу и т. д. и снова вернуться к главной теме, показав как последние связи, так и неразрешимые вопросы церкви в Эстонии.
В вопросах толкования Нового завета он разделяет точку зрения Швейцера, этого выдающегося эльзаслота рингца, как и многие свободомыслящие богословы, но он никогда не отправился бы, по примеру Швейцера, этаким избавителем-самаритянином в Африку. На родине, в той же Харе, работы достаточно. Хватило бы ее, пожалуй, и Швейцеру в Гюнсбахе или в Штрассбурге, если бы он не стушевался перед консерваторами. А чего ради было тушеваться? И здесь, в Эстонии, приходилось искать средний путь между консерваторами и сторонниками Кульюс Талмейстера, некую церковь посреди деревни, воздать богу богово и кесарю кесарево. Вот и в магистерской диссертации пришлось вежливо обойти рифы — двух-трех консерваторов с профессорскими титулами,— прямо не оскорбляя их, защищая труд, чтобы не попал на зуб кому-нибудь из здешних, в Харе, будь то социал-демократ, «трудовик» или доктор Вахтрик. К сожалению, раз в год он должен ходить на врачебную комиссию, в которой часто председательствует доктор Вахтрик. К счастью, в будущем году исполняется пятнадцать лет со времени заболевания матери, тогда скрытый период возможного развития болезни, надо считать, закончится, и ему уже нечего будет бояться. Очевидно, тогда прекратится и этот ежегодный, унижающий и принудительный медосмотр. Но прекратится ли? Он должен изучить этот вопрос и добиваться, по крайней мере для себя как пастора большого прихода, чтобы он прекратился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41