В субботний вечер на столе у нас были блины или крупяная каша. Когда ждали домой отца и Яагупа, то мать пекла в печи хлебцы с кусочками мяса внутри, Элиас не возражал. И все же ему больше нравилась перловая каша, и чтобы масляный глазок был. Но истинной радостью для дяди и моей матери был разговор во время еды. Перед па- аделайдскими женщинами и в глаза Элиасу мать называла историю с переселением в Канаду дуростью (разве кто видел портного не хромца и на голову крепкого), но тут, сидя вдвоем за столом — у нас в доме не было такого, чтобы дети вмешивались в разговоры старших,— оставшись вдвоем с Элиасом, именно мама первой заводила разговор о Канаде.
— И когда же ты, Элиас, увезешь нас из этой юдоли земной в землю Ханаанскую?
— Ты хотела сказать — в Канаду, деточка. И «юдоль земная» не совсем подходящее слово, хотя бы сейчас, когда ты так хорошо разварила крупу, что того и гляди язык проглотишь!
— Какая деточка! Дочка уже взрослая и парень за юбкой!
— Для меня вы все дети. Разве я могу вас куда-то увезти, особо теперь, когда мужики на вывозе камней деньгу зашибают!
— Ты сшил госпоже из мызы красивое платье по заграничной моде, вот и поговорил бы, чтобы барон продал нашим мужикам Пааделайд насовсем. Хоть бы дворами отдельными...
— И Пихланука — самым первым?! Нет, Рахель, чего это я буду говорить, если собираюсь увезти вас отсюда. Да и помогут ли мои слова. Барон в деревне насовсем не продаст и хуторской-то надел.
— Но в других мызах продают. Мужики говорят, что в Пярнумаа и в округе Риги будто целые деревни откупились от мызы.
— Другие мызники продают, но Маак не продаст. У Маака тот же расклад, что у немецкого императора. Давно ли Германия отняла у Франции Эльзас-Лотарингию? Большое там дело отобрать у России Прибалтику. Нет, Маак не станет продавать земли. Он считает их родными землями, а для вас эта земля — истоптанная.
— Истоптанная?
— А какая же? Сколько тут за эти века прошло властителей, сколько войн, сколько раз чума и голод истребляли людей. А сколькие еще по этой истоптанной земле пройдут с разгромом! Нет тут у людей ни своего эстонского имени, ни разумения, ни веры своей — все навязано чужаками силой.
— И твоя вера, твое «Евангелие бедного грешника» тоже?
— Моя вера, она, сказать по правде,— безверие. Никому и ничему не верь.
— Выходит, и я не должна тебе верить, когда ты о своей Ханаанской земле — о Канаде — говоришь?
— А верить и нельзя! Дойди сама до ясности, вру я или нет! Возьми перо и напиши канадскому правительству, мол, есть ли у вас там в провинции Британская Колумбия такой порядок, что на основе закона всякому приезжему дают бесплатную землю. И что если он лет десять прожил по закону и возделал землю, то получает ее насовсем, без всякой доплаты. Пиши, пиши прямо сейчас, я переведу, укажи свое имя и адрес, через месяц придет ответ, и узнаешь, пускаю ли я тебе в благодарность за твою сегодняшнюю баню и кашу пыль в глаза или правду говорю. Пока самое время, пока еще можно более или менее быть уверенным, что цензор твое письмо не задержит, если ты в нём, конечно, царя клясть не станешь и апостольскую веру не тронешь, письмо твое дойдет до Канады, и ответ придет. А если, скажем, Пааделайд, как того желает Маак, подпадет под власть Германии и на цензорскую службу и на кордоны поставят людей веры еще более правой, чем православная, они твое письмо задержат, а тебя за это письмо упрячут за решетку.
— Не пугай!
— А чего пугать. Такие времена бывали и еще могут вернуться. В нынешней России уже одно хорошо, что людям позволено в государстве передвигаться и за его границы уходить. Мальтсвет ушел со своими единоверцами в Крым, а сколько хийумасцев переселилось во Владивосток, мухуские мужики дюжинами работают на американских Великих озерах, бывает, даже капитанами. Пока в Российской империи человек уже не является прямым невольником государства, а долго ли такие благоприятные ветра продлятся, этого никто не скажет.
— По-твоему, так все эстонцы в Канаде разместятся?
— Там разместится несколько таких народов, и еще земля останется. Только кто же станет народ перевозить? Кто растолкует всему народу, что живет он на истоптанной земле? Кто втолкует мульгимааскому хуторянину, который своим тяжким трудом в батрацкой кабале собрал столько денег, что сумел выкупить себя у барона — не все же бароны Мааки,— кто разъяснит этому мульгимааскому хуторянину, что его бесценный, потом и кровью выкупленный надел есть и останется истоптанной землей? Этот мульк поет песню Койдулы , что «родина — любовь моя, тебя я не оставлю» — хотя сама Лидия вышла замуж за латыша и переселилась в Кронштадт. Этот мульк восторгается своим отечеством, своей выкупленной землей, он читает «Три патриотические речи» Якобсона и надеется, что на земле, которую семь столетий назад поработили, превратили в истоптанную, что на этой земле, встав на свои ноги, опираясь на свою армию, однажды родится Эстонское королевство. И если такой, как я, портной попробует втолковать мульку, что его надежда на Эстонское королевство бесплодна, что это — пустое наваждение, мираж, то владелец этой выкупленной земли не то что не поставит передо мной миску с кашей, а на дверь укажет и собак еще натравит.
— Значит, думаешь, перед тобой каша с масляным глазком только потому, что Маак не совершает с нами купчую на Пааделайд?
— Вот и угодила ниткой в игольное ушко! Да если вы получите насовсем Пааделайд, то мне останется лишь надеяться на нетопленую баню.
— А я все равно приду тебе тереть спину,— наверное, сказал я, решив, что иначе лишусь своих копилочных копеек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65