Юлчи, стараясь укрыть под халатом свое большое тело, ответил:
— Это не людское жилье, а ледник... Ледник!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
I
Вот уже около трех месяцев Нури живет с человеком, которого раньше не видела, не знала и даже имя его услышала от старшей невестки только накануне гоя. Как и всякая мусульманская девушка, она и не подумала противиться тому, что ее выдавали за незнакомого. Какой в этом смысл? Раз сговор состоялся и закреплен фатихой, ей больше ничего не оставалось делать, как покориться судьбе. Сговор, закрепленный фатихой,— это уже наполовину венчание. После сговора обе стороны лишаются почти всех прав на отказ от свадьбы. Обычно отцы и матери вступающих в брак, чтобы «не нарушить фатихи», стараются не замечать даже явные недостатки своих будущих невесток и зятьев.
Были у Нури и другие причины не тревожиться о своей судьбе. Она знала, что ее не выдадут за какого-нибудь бедняка,— это было яснее ясного. Отец и братья не считали достойными не только бедняков, а даже и людей среднего достатка. Поэтому они могли породниться
только с кем-либо из самых знатных баев Ташкента. Не тревожилась Нури и насчет жениха. Если в голове у нее порой и возникали вопросы: «Какой же он из себя? С кем из знакомых можно было бы его сравнить?» — то получалось всегда так, что ответ являлся сам собой и самый благоприятный.
И вот Нури в новой семье. Ее свекор — Наджмеддинбай — очень богат. У него два больших парфюмерных магазина — один в старом, другой в новом городе. Сам он ослеп от старости и уже три года н'е выходит из дома, но дела семьи в надежных руках — все старания и помыслы его старшего сына Абдуллабая и младшего, мужа Нури, Фазлиддина-байбачи, направлены на то, как бы приумножить отцовское богатство.
И мужская и женская половины дома застроены большими помещениями. Двор ичкари с трех сторон ограничен огромным зданием, опоясанным во всю длину террасой; к четвертой стороне примыкает вишневый сад. Во всех комнатах — ковры, ниши в стенах заполнены горами подушек и одеял, коваными сундуками, полки заставлены дорогой посудой, китайским фарфором. Особенно роскошно обставлена комната Нури: новому человеку могло показаться, что он попал в магазин дорогих вещей.
Завтраки, обеды и ужины в этой семье проходят в строгом, раз и навсегда установленном порядке и в определенное время. В доме ежедневно готовится много сытных и вкусных блюд. Но гости здесь бывают редко. При Нури не было еще ни одной пирушки.
У Нури две свекрови — одна родная, другая мачеха. От старшей жены Наджмеддинбая родился Абдуллабай, от младшей — муж Нури, Фазлиддин. Старшая — «неродная» свекровь — спесивая старуха лет шестидесяти, полная, высокого роста. Она стремится прибрать к рукам хозяйство и держать в повиновении всю женскую половину. Родная свекровь Нури — маленькая, худощавая, лет сорока пяти, еще хорошо сохранившаяся, миловидная женщина. С виду она скромна, молчалива, ласкова, а на самом деле себе на уме.
Уже на второй или третий день Нури пришлось быть свидетельницей стычки между женами бая. По обычаю, накинув прозрачное тюлевое покрывало, Нури должна была приветствовать всю семью, начиная от стариков и кончая грудными ребятами. Неродная свекровь обиделась: «Почему она тебе первой кланяется?» Младшая строптиво ответила: «Вам первой кланялись жены вашего сына!» И они крепко поссорились.
Жены старого бая бранились по всякому пустяку. Но чаще всего причиной ссор было стремление обеих распоряжаться хозяйством и нежелание ухаживать за слепым мужем.
Старшая обычно начинала так: «Ты же больше меня любилась с ним И на одну ночь, бывало, не расставалась. Вот и ухаживай. Что ж забросила его на старости?»
Младшая не уступала: «Ты — первая его жена. Он ничего не делал без твоего совета. Ты, бывало, чашки похлебки не дашь мне, чтоб кулаком по голове не стукнуть. Хозяйство прибрала к рукам. Только гшк'кмь бы тебе, а о муже и думать не хочешь!»
Абдуллабай, как и отец, имел двух жен. Старшая — Айсара —лет тридцати пяти, болезненного вида, всегда печальная, тоненькая, изящная женщина, еще не утратившая былой красоты. Несмотря на слабость здоровья, она много работает, а все свободное время отдает детям. Каждый вечер, усадив вокруг сандала своих ребят, она читает им старинные повести: «Принцесса Диллирам-прекрасная», «Молодой джигит», «Санабар». Соперница ее — Марьям-хон, русская женщина лет двадцати восьми,-— белолицая, высокая, с ясными голубыми глазами.
Марьям-хон попала в этот дом девятнадцатилетней девушкой. Звали ее Марией. Родилась она в Москве в бедной семье, рано осталась сиротой и вынуждена была устраивать свою жизнь сама, надеясь только на свои силы. В Ташкент она приехала с одной купеческой семьей в качестве няни. Здесь-то и увидел ее Абдуллабай.
Желание Абдуллы жениться на русской девушке вызвало много разговоров. Но Абдуллабай добился того, что Мария в присутствии имама квартала прочла символ мусульманской веры, и бракосочетание было совершено по шариату. Собственно, Наджмеддинбай и дал свое согласие на такой из ряда вон выходящий брак только на этих условиях.
Марию одели в мусульманскую одежду, заставили выучить на память несколько молитв и сур из корана. Одну ее не пускали даже за порог дома. Так в течение нескольких лет она стала «настоящей мусульманкой». Если бы не голубые глаза и русые волосы, никто бы не подумал, что она русская. Ни языком, ни привычками — ничем не отличалась теперь Мария от других женщин ичкари. Без напоминаний аккуратно совершала она все пять намазов в день, старательно соблюдала посты. Принималась ли она за какое-нибудь дело или садилась за стол — она никогда не забывала сказать ставшее привычным «бисмил-ла».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110