С Юлчи вот так связалась.— Нури крепко сцепила указательные пальцы перед глазами матери.— Любятся они... И, по-моему, Юлчи тут не виноват. Во всем виновата эта чертовка... Гульнар. Если девушка навязывается сама, джигит разве откажется!
— Вай, подохнуть бы ей маленькой! — Лутфиниса поджала губы, покачала головой. Старуха так была уверена в словах дочери, что даже не сочла нужным спросить, откуда Нури знает эту новость.— Ах, бесстыжая! А если родит?! — вдруг вспыхнула она, будто пламя на ветру.
Нури не думала, что дело могло зайти так далеко, но промолчала.
— Хотя бы не понесла! — продолжала мать, хрипя и мучаясь от одышки.— Ну и девушка, зачахнуть ей! Ну и распутная! А посмотришь— с виду как будто скромная, разумная...
— Такие-то, айи, всегда развратные. В груди у них шайтан сидит,— ответила Нури.
— Правду говоришь, доченька, правду,— поспешила согласиться Лутфиниса.— Ты вот шумливой росла, словно мешок с орехами. И сестра твоя была веселая и озорная. А обе, слава богу, выросли чистыми и непорочными, что сахар, завернутый в бумажку. Глаза ваши лица мужчины не видали... Конечно, Гульнар низкого рода, оно и сказывается. Кто у нее отец? Кто мать? Малай и рабыня... Порода-то низкая, вот и тянет в грязь. Вот что, Ярмат пусть пока не знает. А Гульсум я шепну на ушко. «Дочь свою, скажу, -«выдавай куда-нибудь на сторону, пока не поздно. Ищи, скажу, ровню».
Нури помолчала, задумавшись. Она теперь боялась, как бы мать не разболтала обо всем в семье. «Если отец и братья узнают, они прогонят Юлчи. Тогда я уже не смогу взять его к себе в работники и расстанусь с ним навсегда. Да и Юлчи в гневе может рассказать о наших встречах и опозорить меня».
Она тронула колено матери.
— Айи, вы смотрите не расскажите отцу и братьям. И невестки не должны об этом знать. Зачем поднимать в доме шум из-за какой-то батрачки? Расскажите только Гульсум. Ладно?..
— Подожди, Нури,— нетерпеливо перебила дочь Лутфиниса.— А почему бы им не выдать Гульнар за Юлчи, раз они уже спутались? Так принято: если девушка свихнулась, ее выдают за ее любезного.
Такого предложения со стороны матери Нури никак не ожидала. Она сначала растерялась, но быстро нашлась и возразила:
— Не говорите пустого. Юлчи пришел к нам работать, и пусть работает. У него ни денег, ни места своего здесь нет, и сам еще совсем молодой — зачем ему жена? Как говорится: «Мышь и так чуть пролезет в нору, зачем же ей еще решето к хвосту привязывать?» Через пять-шесть лет он в своем кишлаке женится.— Нури решительно взмахнула рукой.— Об этом и рта не раскрывайте! Кто знает, может, Юлчи-бая мы возьмем в работники. Зять ваш очень хвалил его, спрашивал: «Не уступят ли они этого парня нам?»
— Да я думала только соединить этих двух беспутных,— оправдывалась мать.— Ты верно говоришь. И отец твой не любит, когда работники женятся. Раз Гульнар испорченная девушка, лучше будет, если она исчезнет подальше с глаз. Найдет какого-нибудь босяка по себе.
Лутфиниса тяжело поднялась и, схватившись за спину, охая и приговаривая на каждом шагу «Товба!», направилась совершать омовение.
V
Уже две недели Гульнар вместе с отцом и матерью с утра до ночи работает в саду. К приезду хозяев в поместье все должно цвести и блистать как в раю.
А сад прекрасен. Каждый уголок его радует своей особой прелестью. Целыми днями в нем не прекращается веселая игра солнца п легкого ветерка, цветов и зелени. В арыках серебрится вода. Хауз, «мороченный зеленой травкой, переливает мелкой рябью и кажется исполненным не водой, а светом. Яблони, вишни, персики — все плотные деревья слились в один сплошной цветник, поднятый высоко над землей. В конце сада беспрестанно трепещут выстроившиеся II ряд высокие, стройные тополя. Поют птицы, поет вода в арыках, пою? листья на деревьях, и вместе с ними поет Гульнар. Поет она чуть слышно. Большой грех, если посторонние хотя бы издали услышат голос девушки... При отце и при матери Гульнар и на это не решилась бы. Но сейчас она одна. Мать ушла в город к хозяевам отец впряг лошадь и уехал куда-то по спешному делу.
Гульнар поднимает освобожденные из-под земли виноградные лозы и тонкими лентами талового лыка привязывает их к дугам подпорок. Девушке радостно, девушке весело. Вот уже несколько дней в груди у нее не грусть и не печаль, а светлые надежды.
Вдруг со стороны главных ворот послышался знакомый голос:
— Ярмат-ака!
Сердце Гульнар затрепетало. Взволнованная, она только на миг застыла на месте. Потом побежала, непокрытая, с развевающимися по ветру косами. Миновала внутренний двор, устремилась к воротам — и тут увидела Юлчи: он входил во двор, ведя в поводу коня.
Девушка остановилась, отступила за калитку, но оставила приоткрытой одну створку, чтобы видеть Юлчи. На губах ее, свежих, как бутон розы, расцвела улыбка.
А джигит стоял в нескольких шагах от калитки и, поглаживая шею коня, отвечал ей ласковым взглядом.
— А где Ярмат-ака?
— Отец уехал куда-то на арбе. Наверное, за подпорками для винограда.— Девушка улыбнулась.— Вы откуда? Вас не слышно и не видно.
— Я на главном участке,— не отрывая глаз от Гульнар, взволнованно заговорил Юлчи.— Работы много. От хозяина каждый день приходят новые и новые приказы: делай так, делай вот этак... Но мысли мои и сердце мое здесь, в этом саду... Приехал я с надеждой услышать ваш голос. Да вот — на счастье и увидел вас...
Гульнар, застыдившись, опустила голову.
— Не за этим приехали. Дело, видно, какое-нибудь есть... Юлчи подошел к ней совсем близко:
— Правда, только ради вас приехал. Людям сказал, что за кетменем поеду. Кетменей у нас и в самом деле не хватает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110