Юлчи, добродушно посмеиваясь, похлопал мальчика по спине:
— Отец твой посильнее будет, племянник.
Каратай расспрашивал о жизни кишлака, о брате, о сестре Юлчи. Вытащил из-под сандала чайник чаю, разостлал дастархан, положил две ячменные лепешки. Юлчи рассказал, что приехал вместе с сестрой, что сестру он оставил у хозяев, а сам поспешил сюда навестить приятеля.
Кузнец долго крепился, не желая расстраивать джигита. Но скрывать происшедшее было невозможно — не терпело время. «Не сказать,— рассуждал он,— Юлчи, оставаясь в неведении, может завтра же выехать по какому-нибудь делу в поместье бая или еще куда».
Старшего сынишку Каратай выпроводил к матери на терраску. Младшие уже спали, растянувшись тут же у сандала. Только один, моргая длинными ресницами, старался прогнать сон, уже застилавший его черные блестящие глазенки.
— Юлчи, дорогой мой,— заговорил кузнец,— я истомился, ожидая тебя со дня на день. Завтра с утра в кишлак к тебе собирался. Хорошо, что ты сам подоспел и зашел сегодня...
- Так соскучились за десять дней? — улыбнулся Юлчи.— Или еще что?..
Соскучился... и потом...— Каратай замялся, упершись кулаком о сандал, наклонился к другу.— Тут одно неладное дело вышло. Тебя касающееся. Только... Ты ведь крепкий что железо. Стерпишь. Настоящий джигит, я считаю, тот, в кого молния ударит, а он на ногах устоит
— Что случилось? — встревожился Юлчи.
Каратай помолчал, сорвал с головы тюбетейку, бросил на сандал и, не в силах тянуть дальше, заговорил прямо:
— Ты ведь любишь Гульнар? Она тебя тоже любит. К примеру, вы как Тахир и Зухра в сказке... Так вот, видишь ли, между белой и красной розой выросла колючка. А дальше понимай сам.
Кузнец наклонился над сандалом. Потом уголком глаза взглянул на джигита. Юлчи внешне спокоен, но пиала в его руках заметно дрожала. Не поднимая головы, он спросил тихо:
— Кто он? Расскажи...
— Бай, дядя твой, вздумал жениться! — Каратай не сдержался и зло выругался.
Юлчи согнулся еще больше, поставил пиалу. Меж бровей у него вздулась вена, глаза потемнели.
— Вот до чего может дойти жестокость и надругательство над человеком, Каратай-ака! Хуже этого голова не придумает! — Джигит весь задрожал от гнева.— Он ведь знал, что я люблю Гульнар, подлый старик!
— Знал?! — воскликнул пораженный Каратай.
— Знал. Прошлым летом приехал он на поле посмотреть хлопок. Повел я его по участку. Видит — урожай богатый, каждый куст, будто коралловыми ожерельями, обвешан коробочками. Доволен остался. Все похлопывал меня по плечу. Осмотрев поля, уселся он с нами, с батраками и поденщиками, пить чай. Всех насмешил разными забавными историями. Он же, как лиса, хитрый. Когда нужно, и пошутить умеет с батраками. Начал подшучивать и надо мной. «Юлчи, говорит, около тебя много казахов работает. Ты привык к ним. Выбери какую-нибудь девушку-казашку, будешь работать и песни ее слушать».— «Есть у меня на примете одна. Зачем же мне на других заглядываться?» — отвечаю ему и мигнул на Ярмата. Он сразу же догадался. «Вон как, племянник!» — говорит и смеется. Потом однажды осенью видел он, как я разговаривал с Гульнар в саду...— Юлчи ударил кулаком по колену.— Знал, собака! Такой подлости с его стороны мне и во сне не снилось. Голову ему сорвать мало!..
— Бессовестный! — возмутился Каратай.— А впрочем, все они, баи, такие. Честный, правильный человек, видно, поэтому и не может никогда разбогатеть.
— Честь, совесть? Деньги — вот их честь! И совесть, и сила... Юлчи стремительно вскочил. Каратай схватил его за руку:
— Подожди, что ты надумал?
Джигит остановился, обернулся к другу. Взгляд его потеплел.
— Надо узнать, как Гульнар...— В голосе Юлчи послышались нотки грусти.— В ней я не сомневаюсь, но... кто знает. Может, отец с матерью принудили, и она смирилась...
— Верно,— согласился кузнец. Юлчи тяжело вздохнул:
Только вот как встретиться с ней?..
Да-а...—- Каратай молчал, раздумывая.— Ты вот что... Иди сейчас спать. Ты устал, наверное, да и время уже позднее. А завтра пошли к Ярмату свою сестру. Девушка, если она любит тебя, и к сестра должна отнестись с доверием. Сестра и узнает, что у нее. Если девушка согласна, тогда сговоритесь, выберете ночь и скроетесь. А если нет, махнешь рукой — и все.
Юлчи ничего не сказал. Он нагнулся к сандалу, жадно выпил отлипши чай и направился к двери.
Ты не спеши, не горячись. Делай все так, чтобы не вызвать, посоветовал Каратай, провожая друга со двора.— А или нужна будеть помощь, скажи...
В густой темноте ночи ярко горели звезды. Кругом — тишина. Только под ногами, словно кусочки битого стекла, похрустывали подмерзшие комочки уличной грязи. Шагая в темноте один, Юлчи еще глубже почувствовал тяжесть неожиданно свалившегося на его голову горя. Ему казалось, что в его груди кипит обида и горечь всех обездоленных и униженных, обманутых в лучших своих надеждах и гонимых жизнью. Душу джигита охватили гнев и жажда мести: всю эту жизнь, чуждую чести и совести, правды и справедливости, весь этот ненавистный порядок — все рушить, топтать, жечь!
Время было уже близко к полуночи. Юлчи не хотелось идти на байский двор. Дом Мирзы-Каримбая казался ему теперь хуже тюрьмы. Людская, в которой он проводил вот уже третью зиму, сырость и холод, полусгнившие кошмы, рваные одеяла, испещренный трещинами и заклепками чайник, безвкусная жидкая бурда на обед — все это до сих пор скрашивалось только мечтами о Гульнар и надеждами на счастье... А теперь?..
Юлчи опустился на небольшую супу у входа в придел мечети. Долго сидел, сжимая руками пылавшую голову, терзаясь тяжкими думами. Затем внезапно вскочил и зашагал к дому Гульнар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110