— Бесстыжий! На беззащитных девушек заглядываешься. Салим-байбача злобно оскалился:
— Пусти руку? Кто твоя сестра? Дочь падишаха? Пусти, говорю!.. От моего хлеба-соли взбесился, собака!
Джигит стиснул челюсти, размахнулся и изо всей силы ударил байбачу в грудь. Салим отлетел на несколько шагов и свалился в снег. Юлчи подскочил, носком сапога ударил его в бок.
Из ворот выбежал Ярмат. Стараясь удержать джигита, он кричал:
— Юлчи, эй, разум ты проглотил, что ли? Стыдно!
Подбежало несколько человек случайных прохожих. Общими силами они кое-как оттащили джигита.
Салим стоял, схватившись рукой за грудь. Он не скупился на ругательства, но приблизиться к Юлчи не решался.
Ярмат отряхнул его чекмень и под руку повел к дому.
— Подожди! Не я буду, если не продырявлю тебе лоб из пистолета! — обернувшись, пригрозил байбача.
— Не верещи! — крикнул Юлчи.— Тащи свою железную пулялку! В толпе послышался смех.
Кадыр-штукатур тронул джигита за плечо:
— Остерегайся, сын мой. Время теперь чье? Ихнее, ба'йское. Для них и застрелить человека ничего не стоит. От денег бесятся. Это не люди — змеи. Хуже! Это скорпионы, порожденные змеями. Бедняк для них — ничто.— Штукатур оглядел собравшихся.— Верно я говорю?
Вокруг закивали головами:
— Верно, верно!
— До каких же пор они нас душить будут, отец?! — сжал кулаки Юлчи.
— Вот я и говорю — до каких же пор? — в свою очередь спросил штукатур.
Народ понемногу разошелся.
Город заливала муть пасмурных сумерек. Юлчи постоял на тихой, безлюдной улице и возвратился на байский двор.
Окна покоев Мирзы-Каримбая были ярко освещены. Джигит открыл дверь и, выдержав хмурый взгляд бая, без приглашения опустился на ковер. С минуту оба молчали, глядя друг на друга полными ненависти глазами. Мирза-Каримбай приподнялся, оттолкнул большую пуховую подушку, подложенную под бок, положил на сандал четки.
— Где ты пропадаешь, беспутный? Думаешь, работа ждать будет? Чем держать такого работника, лучше собаку завести!..
— Не кричите,— угрюмо повторил Юлчи.— Я долго слушался, терпел. А теперь — довольно!
Глаза Мирзы-Каримбая потемнели.
— Кто это научил тебя таким речам?
— Ваша несправедливость, жестокость научили!
— Жестокость! — заорал бай.— Ты неблагодарный пес! Я считал тебя за родного, за близкого. Кормил тебя, одевал, обувал.
Задаром, что ли? — нагнувшись к баю, выкрикнул Юлчи.— И бороде у вас ни одного черного волоса, а вы лжете. Стыдно! «Одевал», видите ли? Вот моя одежда! Уж не говорю о сапогах, халате,— я и этом доме даже новой тюбетейки не износил!.. «Кормил»! А чем? И нашем котле жирно готовили, а наша еда известная — хуже помоев! Скажу коротко: я от вас ухожу. Заработанное отдадите — копчено!
Мирза-Каримбай сидел молча, насупив брови. Резкая перемена и Юлчи подтвердила его прежнюю догадку: внезапное исчезновение джигита сразу же после возвращения из кишлака, конечно, связано с замужеством Гульнар. Бай знал, что Юлчи любит девушку, но не придавал этому особого значения. «Обиды его ненадолго хватит,— думал он,— вернется и снова примется за работу». Но вышло по-иному. Жалко было упускать из рук такого «доброго раба», но Мир-за-Каримбай понимал, что теперь обещаниями его не удержишь. Махнув рукой, точно прогонял собаку, он крикнул: - Вон!
— Не гоните, сам уйду, — холодно сказал Юлчи.— Только рассчитайтесь сначала.
— Какой расчет? — выпучил глаза бай.
— Я честно работал два с половиной года. За это время получил всего около сорока рублей. Разве это все? Где же ваши обещания?
— Обещания?.. Хм... глупец! Мало ли дают обещаний хозяева, чтобы подзадорить работника. Разве может умный человек верить всяким обещаниям!
— Хорошо, лишнего мне не надо. Уплатите, что положено по обычаю.
— А сорок рублей не деньги? Больше и копейки не дам! — Бай откинулся на подушку.— Предъявляй иск, если сумеешь.
Ответ бая не был для Юлчи неожиданностью. В последнее время у него не раз возникало сомнение, что хозяин рассчитается с ним по совести. Было только обидно, что он оказался таким простаком и дал себя обмануть. Но мог ли он горевать сейчас о деньгах, когда ему пришлось расстаться с Гульнар — солнцем его жизни. Юлчи казалось позорным вступать в пререкания из-за денег, да еще с тем, кто в его глазах был самым низким и подлым человеком на свете. Джигит резко поднялся, подошел почти вплотную к Мирзе-Каримбаю и презрительно бросил:
— Тебе бы не жениться, а в навозе копаться, старый петух! Бай не пошевелился, не изменил позы, только лицо его налилось
кровью и исказилось злобой.
Хлопнув дверью, Юлчи вышел во двор. В длинном темном проходе, ведущем в ичкари, Унсин передала ему узелок со своими скудными пожитками — поношенной ватной жакеткой, ситцевым платьем и оставшейся после смерти матери шалью. Поправляя паранджу, она зашептала:
— Гульнар-апа плакала. Обняла меня, поцеловала. «Пусть, говорит, брат не отправляет вас далеко. Почаще наведывайтесь ко мне...» И вам привет передавала. Пусть, мол, не забывает. У ней много есть чем поделиться с вами. «Потом, говорит, расскажу». Бедная...
Юлчи тяжело вздохнул.
— Пойдем, сестрица! —устало сказал он.
Они шли, мягко ступая по рыхлому снегу. Нетронутая снежная белизна несколько рассеивала темноту ночи. Кругом — мертвая тишина, безлюдье.
На углу Юлчи остановился. Куда пойти? «Тесно у очага зимой, вставай да иди домой!» — вспомнилась ему пословица. А где у него
дом? Почти три года таскал он байское ярмо И что получил? Очутился на улице!..
Унсин уже донимал холод. Она топала ногами, дышала на коченеющие пальцы рук. Нетерпеливо поглядывала на брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110