Только что звонил Аблез Кенжеевич. Я сегодня издам приказ. Если пожелаете, то послезавтра можете выйти на работу. Без десяти восемь приходите прямо ко мне.
Этими словами Оразхан дал понять, что разговор окончен, и, кивнув головой, шаром покатился в сторону конторы. Омар еще раз проглотил обиду.
Одно наслаивалось на другое, как тучи над Ушконуром Омар уже сердился не только на все человечество, но и казнил себя: неужели за семь лет работы он не накопил себе авторитета на семь дней?! Как шуба, сшитая неумехой женщиной, авторитет расползся по швам. Совсем не научился разбираться в людях. Для кого же он старался? Для себя, что ли, если не удосужился изучить души людей? Нет, кажется, все это не так. Я думал о людях, но вдали от них. Вот еще одно важное открытие, дорогой Омар!
Так размышляя, он и не заметил, что очутился возле своего дома. Подобно лисе, подстерегающей мышь у норы, в сторонке стоял тоненький Кашафов. Омару стало неприятно.
— Я ожидаю вас, Омар Балапанович! — сказал следователь.
— А в чем дело, Арыстан?
— У меня есть разговор к вам, ага.
— Тогда зайдемте в дом...
— Это невозможно, ага, пойдемте ко мне, нужно официально...
— Это что, арест?
— Нет, ага! Да упаси вас бог от такой напасти! Просто будет официальный разговор.
— Ну, раз официальный, то ладно. Пошли! Лишь бы ты после разговора меня на ключ не запер.— Омар шутил, но сам чувствовал, что шутил неудачно.
По дороге они не сказали друг другу ни слова. Этот поход через всю улицу показался Омару ходьбой под конвоем, и Арыстану казалось, что он конвоирует, и даже когда они вошли в маленький кабинет Кашафова, это ощущение не рассеялось. Кашафов не спешил, он удобно расположился на стуле, вытащил «дело», перелистал его и только тогда предложил сесть Омару. Омар присел. Кашафов не торопился. Он рассматривал бумаги, на некоторых задерживался подолгу, задумывался, откладывал в сторону. Потом взглянул на Омара пристальным взглядом, побарабанил по столу пальцами с выпирающими суставами и сказал:
— Ага... Но если официально... Товарищ Берденов... Видите, сколько бумаг, как распухло ваше «дело»?..
«И у этого дохляка начала вырастать грива, как у Аблеза... Через пару лет он может превратиться в одичавшего жеребца, которого уже не потреплешь по холке... Очень на то похоже. Интересно, как у него обстоят дела на, приусадебном участке, где он сажает картошку? Помнится, он хвастался, что второй год собирает урожай и не тратится на овощи...» Омару из озорства захотелось задать вопрос про картошку, его так и подмывало, но он сдержался.
— Э, милый Арыстан! Много бумаг! А при чем здесь я? Ваше право решать мою судьбу, вот и решайте.
— В том-то и дело, что, как оказалось, мы не имеем на это достаточных оснований,— явно с сожалением сказал Кашафов.
«Э, друг мой ласковый, вот я тебя и поймал в капкан! Сожалеешь, мальчик мой, что против меня нет никаких улик, сожалеешь. А ведь как тебе хочется упечь меня! «Он брюнет и синеглазый»,— почему-то пришла на ум строчка из какого-то стиха. Омар улыбнулся, ему стало смешно, и, чтобы подавить смех, стал говорить покровительственным тоном, как старший:
— Да, сочувствую тебе... Больше двух месяцев прошло, а следствие — ни с места. Ни туда ни сюда...
Это была почти точная цитата из стихотворения Абая, но Кашафов этого даже не подозревал:
— Да что уж говорить, ага! — Следователь с трудом подавлял в себе желание называть Омара официально — товарищ Берденов. Он стал говорить, точно жалуясь: — Стоит чуть не угодить начальству, тут же тычут в глаза этим нераскрытым делом. И приходится помалкивать. А что скажешь? А во всем виноват лесник Терентий. Если бы он не освежевал медведя да, по непонятной причине, не бросил бы мясо в реку...
— Да если бы мясо не съели рыбы! — подхватил Омар.
— Все шутите, ага...— обиделся Кашафов и продолжал размышлять: — Четыре раза я ездил на место происшествия, но так и не нашел пулю, которая попала в мальчика. Ездил дважды с солдатами, с миноискателями... Нету! Иногда думаю, может, она осталась в голове мальчика? Но ведь экспертиза этого не показала... Пуля вышла со стороны затылка. А может, пока тащили тело к вертолету и с вертолета... Самое правильное было бы оставить труп на месте и вызвать соответствующие службы, а вы взяли да и увезли!
— Наверное, с непривычки. Я ведь редко убиваю людей.
— Перестаньте, ага, так шутить! — испугался Кашафов.— Прошу вас, не произносите в моем присутствии таких слов!
— Иначе ты посчитаешь это признанием и посадишь?
Кашафов простодушно ответил:
— Не-е-ет, ага! К сожалению, нет такого закона... То, что виновный сам признал свою вину, еще ни о чем не говорит, нужны доказательства. Обвиняемый должен доказать свою вину, а не просто заявить о ней...
— Да, Кашафов, сложное у тебя положение...
— Сложное, ага. Пока закона нет задерживать, основываясь только на признании...
Омара стал раздражать Кашафов, примитивность, убогость следователя больше не забавляла его. Как может такой человек работать на месте, где нужно быть тонким психологом? Да он к тому же до сих пор робеет передо мной, как перед бывшим начальством! А если вместо меня под следствием находился бы другой, самый обыкновенный человек? Как бы разговаривал с ним Кашафов? О, наверное, он показал бы свой характер... Такие как перевертыши: быстро меняют лицо. И я хорош! Когда его предложили на следственную работу, я просто кивнул. Вот теперь и пожинаю плоды своей деятельности, ем плов, который сам заварил. Так мне и надо!
— Ты уж, милый («Почему я называю его милым? Он меня младше лет на пять, на шесть, не больше!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164