Как бы дразня Омара, она еще раз тряхнула головой, блеснула пламенем черных очей и опять подморгнула. Теперь показалось, что он не лежит, растянувшись на скамейке, а плывет в лодке, напротив него— Улмекен, а на берегу — в полном разгаре свадьба Жексена...
Когда пришел в себя и открыл глаза, то увидел, что уже рассвело и небо горит пламенем. Испугался, вскочил на ноги.
— Костя!
Костя не спал, сидел все в том же положении.
— Костя! Ведь уже рассвело!
~ Да...
— А твой поезд?
— Давно ушел.
— А ты?
— Как видишь...
— Что случилось?
— Ты так хорошо спал. Жаль было будить.
— Вот те на!
— Завтра уеду. Надеюсь, Самарканд за это время не перекочует куда-нибудь в другое место...
Омар впервые внимательно вгляделся в лицо Кости: насколько он был грохмоздким, настолько детским было оно — пухлый рот, синие ясные глаза, маленький прямой нос — все напоминало мальчика-подростка, который добавляет себе несколько лет, желая казаться старше.
— Костя, сколько тебе лет?
— Да уж тридцать пять стукнуло!
— А детей сколько?
— Нету, к сожалению... Жена слишком располнела, жирная курица не несется...
Они посовещались и помчались в аэропорт. Самолет на Самарканд уже ожидал пассажиров на посадку.
— Ну, Костя, бывай здоров!
— Не хочется уезжать...
Омар не ответил. В горле будто застрял комок, он привлек к себе Костю и крепко обнял.
Самолет загудел, зажужжал, затем вразвалку, как мать-гусыня, двинулся с места, вышел на прямую, разбежавшись, легко взлетел.
Еще одна теплая звезда, удаляясь и удаляясь, исчезла...
Оказалось, что до санатория, куда он так стремился, не очень-то легко было добраться. Омар рвался всей душой, торопил дорогу, но, когда автобус въехал в Сары-агач, ему захотелось на этом же автобусе вернуться обратно. Сомнения переполнили его всего: что я здесь потерял? Зачем приехал? С чем предстану перед Улмекен, что ей скажу? Пришла на ум их последняя встреча. Ведь тогда при виде ее искаженного лица у него волосы поднялись дыбом, как у курицы перья при виде змеи. Не случится ли то же самое? Он, дрожащий от нетерпения, предстанет перед ней, а она снова набросится на него. О чем говорит мой приезд сюда? — пытался он все разложить по полочкам. Ведь что получается: какой-то человек приехал лечиться в санаторий со своей женой, а я приплелся вслед за ними, как бродячая собака.
Однако раздумывать было поздно. Автобус уже стоял на конечной остановке, и люди из него выходили. Сержант милиции, сидевший возле него и видевший, что Омар не двигается с места, удивленно спросил:
— Вы разве не выходите?
— Выхожу, выхожу!
Он спрыгнул на землю и остановился, растерянно озираясь. Куда теперь? Что делать? Объявился, будто меня сюда кто-то приглашал. Что за мальчишеская выходка!
В стороне от него стоял знакомый сержант и разговаривал с группой мужчин. Омар подошел к нему.
— Послушай, сосед,— сказал он с шутливыми интонациями в голосе,— до санатория далеко?
Худощавый молодой человек весело блеснул серыми глазами:
— Нет, сосед, недалеко. Подождите немного, вместе пойдем, я живу в той стороне.
Когда они пошли, он спросил:
— В автобусе вы такой мрачный сидели, может, что- нибудь болит?
— Да нет,—засмеялся Омар,— я просто волновался, что негде будет переночевать.
— Нашли о чем переживать! Разве когда приезжаешь к казахам, существует проблема ночлега? Пошли ко мне! Живите сколько хотите. Моя бабушка давно уже тоскует по гостям.
Оказалось, что его бабушка действительно тосковала по гостям. Как только они вошли во двор, Толбасы — так звали сержанта — крикнул:
— Аже! Ау, аже, где вы?!
Двор, куда попал Омар, просторный, в нем три дома, они скроены на один лад—крепкие, с высокими крышами, похоже, в них разместился весь клан, вся родня Толбасы, полно ребятишек. Толбасы, видимо, самый старший из нового поколения, да и зовут его подходяще: тол— в буквальном смысле домашнее животное, а басы — голова. Начало нового поколения.
Из дома, что стоит слева от ворот, вышла одетая как на большое торжество старуха — желтое атласное платье, зеленый бархатный камзол, на голове намотан кимешек.
— Толбасы, это ты? Чего кричишь?
— Принимай гостя, аже! Ты же мне все уши прожужжала, что гости наш двор забыли!
Старушка, и сама повеселев от приподнятого настроения внука, светло улыбнулась и ответила шутливо:
— Надеюсь, что гость не такой шалопай, как ты. Ну- ка, показывай его!
И тут Омар пожалел, что был одет легкомысленно. Однако бабушка никакого внимания на его джинсы и батник не обратила, а приветливо протянула обе руки:
— Ну, как тебя, мой хороший, зовут?
— Омар.
— Имя святого. Входи в мой дом, будь дорогим гостем.— И не удержалась, пошутила, глядя на джинсы:— Ты мне кажешься человеком солидным, не то что мой щенок.
Они на минутку зашли в дом, как того требует обычай, присели и тут же вышли во двор. В правом углу его между стволами яблонь сооружен настил с кисеей от комаров, постелена кошма, стеганое одеяло, разбросаны подушки. Как и предположил Омар, во дворе жило не одно семейство. Дома принадлежат трем родным братьям, Толбасы — первенец старшего из них. После захода солнца с хлопковых полей вернулась целая армия: отец, мать Толбасы, его дядья, их жены, дети, братья Толбасы. Но до их прихода под руководством самой бабушки и получивший благословение от Омара сержант успел освежевать барашка. Никто из домочадцев не чуждался Омара, встретили как долгожданного гостя. Поужинали, вымыли посуду, постелили постели. Омар и Толбасы устроились отдыхать во дворе под яблонями, защищенные от комаров кисеей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164