кажется, и смотрел на Шибори, но не замечал его кивков. В это время к Асылхану приблизился рослый, прямо-таки скульптурно вылепленный парень, кудрявый, похожий на цыгана, и что-то сказал. Тот встал, и они отошли в сторону. От группы студентов отделился Замзам и направился к разговаривающим, что-то сказал кудрявому. Кудрявый толкнул его в грудь. Замзам кинулся на него с кулаками и в то же мгновение кудрявый схватил двух друзей за шиворот, как щенят, и стукнул лбами. Те стали оседать на землю... Шибори и сам не помнил, как вытащил из кармана нож, как открыл, как подбежал и ударил ножом кудрявого в бок... Очнулся тогда, когда почувствовал, что его пинают свои же ребята.
— Сукин сын! Кто тебя просил вмешиваться не в свое дело? — он ясно различил голос Асылхана.
До самой больницы Аспанбай был в сознании, но после операции двое суток не приходил в себя. От раны он потерял много крови. Когда к нему вернулась память и он открыл глаза, то сообщил свою фамилию, а на вопрос о родственниках дал телефон Али.
Не дождавшись ушедшего на работу Аспанбая, и девушки, и Анастасия Ивановна в волнении всю ночь не сомкнули глаз. Утром, как только пришла на почту, Райгуль позвонила Али, но трубку взяла его жена.
— Сколько же мне еще терпеть от всякой алма-атинской швали! Нету вашего Али, нету! В другом месте ищите, а если найдете, то возьмите себе! — выкрикнула жена Али и бросила трубку.
Райгуль удивилась, ведь она даже не спросила, с кем разговаривает! Странная какая-то... К вечеру следующего дня в Татарку примчался Али. Он был бледен до неузнаваемости, глаза ввалились. На немой вопрос девушек ответил: «Успокойтесь, все нормально!» — и рассказал про ранение Аспанбая. Али был в больнице и своими глазами видел, что кризис миновал и парень чувствует себя сносно.
— Судя по рассказам очевидцев, подрались студенты. Как там оказался наш Аспанбай, неизвестно. Того, кто ударил его ножом, сами же студенты избили и уволокли с собой. Странный случай... Я спросил Аспанбая, но он сказал, что понятия не имеет, что это за компания. Никаких примет не помнит. Я ему, конечно, не поверил...
Райгуль всю ночь снился страшный сон, она несколько раз просыпалась с криком. Многое не осталось в памяти, запомнила лишь то, что приснилось под утро: она пробиралась на гнедом жеребце сквозь густые заросли камыша. Почему-то на дороге возник колодец, гнедой стал объезжать его и вдруг страдальчески заржал. Оказалось, его в ногу укусила змея. Гнедой стал валиться на землю. Райгуль соскочила с коня и, прильнув губами к ранке, начала отсасывать яд... Дышать стало тяжело, она чувствовала, что задыхается.
— Проснись, Рая, проснись! — теребила ее Анастасия Ивановна.— Может, ты заболела? Бьешься, стонешь...
Райгуль все же не заболела. На обратном пути с работы зашла на рынок, купила баранины, самую мякоть, и сделала манты — острое уйгурское блюдо с красным перцем и луком, которое готовится на пару. После обеда, как и обещал, за девушками заехал на такси Али, и втроем они отправилсь к Аспанбаю.
Он лежал с посеревшим лицом. Наверное, температура была высокой, дышал тяжело, вздымая грудь. При виде такого Аспанбая девушки перепугались. На вопрос Али, помнит ли он хоть одного из тех, кто был в Роще, Аспанбай
отрицательно качнул головой. Девушки молчали, за все время не проронили ни слова.
Дома, когда Али уехал, Гульмайран, как бы чего-то испугавшись, округлила глаза:
— О-ля-ля! Аспанбай-то наш, оказывается, в тебя влюблен!
Райгуль рассердилась:
— Иди ты! Тоже мне — болтаешь что в голову взбредет!
— Ей-богу, правда! Ты бы видела его глаза, когда он смотрел на тебя! Хоть убей, но я права, вот увидишь!
Райгуль не знала, что и ответить.
В следующую ночь она опять плохо спала, с криком просыпалась. Анастасия Ивановна делала ей примочки на лоб. Когда вечером девушки вернулись с почты, их ожидали Асылхан с Замзамом. Только вас не хватало! — подумали девушки и нахмурились. Земляки старались вовлечь их в беседу, рассказывали разные истории, но Гульмайран отвечала невпопад, а Райгуль вообще молчала. Парни чувствовали себя не в своей тарелке, им было ясно (хотя они ошибались), что девушки все знают, но почему-то молчат. И они невольно выдали себя.
Асылхан начал с присловья:
— Райгуль, повинную голову меч не сечет. Раскаявшемуся прощают даже убийство отца. Чему быть, того не миновать; краски, как говорится, высохли. Мы совершили непростительную ошибку, но пришли к вам с повинной головой, принесли, как было принято у наших предков, «шубу и коня» и снова низко склоняем головы. Надеемся, что вы простите нас, а когда ваш дада поправится, мы пойдем на поклон и к нему!
Ничего не понимая, девушки переглянулись. Замзам, откашлявшись, словно взошел на трибуну, продолжил мысль друга:
— В общем, так, Райгуль, Гульмайран! У нас и в мыслях нет своими подарками смягчить ваш гнев, и все же,— Замзам тоже прибег к пословице,— из платка шубу не сошьешь, но он может пригодиться в дороге. Вот эти недорогие вещи мы принесли вам от чистого сердца! — Он стал разворачивать два свертка. В них оказалось по отрезу на платье и по флакону дорогих духов.— Это тебе, Райгуль, а это, Гульмайран, тебе!
У подруг на лицах написано крайнее изумление. Зам- зам продолжал:
— Уважаемые землячки, а вот эту вещь мы принесли в подарок вашему дада.— Он расстелил на скатерти связанный из легкого козьего голубого пуха мужской жакет.— Не сегодня завтра Аспанбай выйдет из больницы и пусть носит жакет на здоровье!
Девушки онемели. Асылхана насторожило их молчание. Он решил добить их поговорками, снова превратившись в кладезь народной мудрости:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164