— Что стряслось, Омар Балапанович?
За Аблезом следует Покатилов. Насколько высокомерно глядит Аблез из-под прикрытых век, настолько испуганно моргает слезящимися глазами Покатилов. Омар любит Покатилова. Крепкий, словно морской узел, Покати-
лов надежен в работе, однако есть у него недостаток — теряется перед начальством, в кабинет входит согнувшись. Покатилов чувствует хорошее отношение Омара к себе, уважает, гордится им, но робеет, и ничего с этим не поделаешь.
— Слушаю вас, Омар Балапанович.
— Садитесь, Иван Гаврилович!
— Спасибо...
— Я позвал вас сюда, потому что хочу наконец заняться Дикой улицей. Как мое задание?
Покатилов покраснел, стал рыться в папке, просматривать бумаги.
— Омар Балапанович,— докладывал он,— все подсчитано, Дикой улице необходима школа на шестьсот сорок мест, детский сад на четыреста. И средства необходимые тоже подсчитали... Искали где только можно... Аблез Кенжеевич,— Покатилов с уважением глянул на Аблеза,— тоже принимал участие... Но изыскать не смогли. Бюджет городской, сами знаете... В этой пятилетке, боюсь, ничего не выйдет. Комбинат тоже навстречу ни шагу не сделает, ведь жители Дикой улицы на комбинате не работают, а в основном скот держат. Поэтому при всем желании... Ничего не получится. Придется планировать на следующую пятилетку... Подождем еще три года.
— В том-то и дело, что эти три года ждать невозможно.
У Аблеза Кенжеевича от раздражения покраснел затылок. В разговор он не вступал, сидел молча, но по его лицу было видно, что разговор он находил праздным. В глубине души Аблез считал затею Омара детской забавой, не стоящей серьезного внимания. Он вообще критически относился к действиям Омара и не одобрял их. Когда, например, Омар строил свою дурацкую железную дорогу и все ждали, что он вот-вот слетит, Аблез говорил снисходительно: «Удивляюсь этому мальчику, качается, а с места не слетает». Омар удержался, видимо, помог Альберт Исаевич, и держится уже порядочно. Аблез не боялся Омара и не очень-то скрывал свое мнение о нем, а Омар, которому передавали слова Аблеза, сказанные в его адрес «где-то кому-то», хотя и не верил этим «где-то кому-то», но недолюбливал заместителя за самодовольство и уверенность в собственной непогрешимости.
Когда Аблез сердился на Омара, то переходил с ним на «ты»:
— Ты, Омар, оставил бы свою затею. Сколько раз обжигался на подобных делах! Ничего из этого не выйдет, послушай совета старшего. Я прожил подольше тебя, знаю, чем это кончится,— поверь, бесплодное дело. Ну где ты возьмешь средства, строителей и прочее, и прочее..» В наших условиях дай бог справиться с запланированными объектами. Не будь ребенком, смотри на вещи реально. Оставь, опять накличешь беду на свою голову.
Омар еле сдерживался. Вот бы стукнуть по столу кулаком, вот бы заорать, выругать обоих как следует, чтобы небу стало жарко, может, было бы легче.
— Аблез Кенжеевич, Иван Гаврилович,— начал Омар, словно натянутая струна,— повторяю вам в сотый раз, что это дело я затеял не от скуки. Хоть улица и называется Дикой, там живут не звери, а советские люди, такие, как мы с вами. Дети вынуждены каждый день спускаться с гор, ехать в школу в Новый город, около четверти своей жизни они тратят на дорогу, а ведь на Дикой улице много школьников. Из-за отсутствия детского сада сколько матерей не могут выйти на работу, скольких мы лишаемся рабочих рук, подумайте! Мы ищем рабочих для комбината, приглашаем людей со стороны, а того, что сами сидим на золотом дне, не замечаем...— Омар осекся: хватит, начал тут выступать как на собрании...
— Мы понимаем, понимаем,— это говорит Покатилов, который всей душой сочувствует, но, конечно, не жителям треклятой Дикой улицы, а председателю городского Совета, который мучится, не находя средств.— Попробуем еще что-нибудь придумать...
— Перестаньте забивать себе голову! — это Аблез.
— Не надо все кроить и шить по одной мерке, Абеке, однажды вышло так, потом может получиться эдак, легче всего махнуть рукой, но стоит только захотеть — и выйдет, сами знаете не хуже меня... Вы свободны... Подумайте еще... Через два-три дня я вас опять вызову.
Аблез Кенжеевич уходит, гордо выпятив грудь, унося с собой уверенность в своей правоте; Иван Гаврилович сгибается под тяжестью вины: он не сумел выполнить приказа, а Омар, злой, остается в своем кабинете.
Чувствуя, что на этот раз Аблезу удалось победить его, Омар негодовал. «Так-так-так!» — говорил он, барабаня пальцами по столу, потом снял телефонную трубку и стал раздраженно крутить диск. Единственной его надеждой был теперь Койшыбай Кулкелдиев— директор комбината, надо попробовать поговорить с ним. Комбинат—источник существования Ортаса, а его директор — одна из главных фигур партийных и советских органов города. Директор избалован властью, надавить на него невозможно, уломать— нелегко. Поэтому Омар не сразу взял быка за рога, а, поприветствовав Кулкелдиева, стал подготавливать почву.
— Койшеке, есть ли у вас ученики, кроме меня?..— начал он.
— Есть, и не один,— шутливо ответил тот.
— Но я среди ваших учеников, надеюсь, самый стоящий?
— Ты у нас самый крепкий,—похвалил Омара Койшыбай.
— Раз так, то мне, любимому ученику, необходима помощь учителя.
— Ну что ж, сейчас подъеду, поговорим. Почему бы и не приехать, раз приглашает такой способный ученик, такой славный руководитель? — продолжал Койшыбай в шутливом тоне.
— Нет, ага, я сам приеду, и сейчас же!
—- Ну и хитрец ты! Как хочешь втянуть в какую-нибудь авантюру, так всегда лебезишь передо мной. Приезжай, приезжай, но учти:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164