то краснея, то бледнея, он стоял у дерева. Тут он снова услышал, как скулит щенок; четырнадцатилетний Колька, сын соседки-пьяницы, мучил маленького белолобого щенка-дворняжку. Он хватал его за хвост, бил о забор, щекотал, словом, издевался над беднягой как мог. Матеков подошел поближе и стал рассеянно наблюдать. Мальчишка, увидев Матекова, не смутился, а продолжал свое дело, прищурив маленькие злые глазенки. Когда Колька в очередной раз шмякнул несчастного щенка о забор и тот, обессиленный, полежав немного без движения, попробовал отползти, Матекову тоже почему-то захотелось схватить его и как следует ударить; но тут из окна напротив выглянула какая-то женщина и закричала: «Перестаньте издеваться над животным, подонки!» Матеков воровато оглянулся и замер, но все же успел пнуть щенка, тот отлетел в сторону.
— Пошли! — сказал он Кольке.
Колька не спросил, куда и зачем, он пошел за Матековым в городской сад, где тот купил ему мороженое. Матеков был зол на весь мир, на самого бога, он упивался своей злостью, наслаждался ею; каждого, кто встречался
ему в парке, ему хотелось схватить за горло, раздавить, растоптать. Колька молча шел рядом, уписывая мороженое, потом спросил:
— Матекич, ты хочешь мне что-то поручить? — Подлый мальчишка все понимал, глаза его блестели, он был готов на любую пакость, весь его вид говорил: ну-ну, выкладывай, что тебе от меня нужно. Будто я не знаю, что задарма ты мороженым кормить не станешь!
— Есть задание, Колька! — сказал Матеков.— Но задание трудное. Выполнишь —- куплю что захочешь, ничего не пожалею!
Известие о трагических событиях, случившихся в горах, облетело весь Алтай. Город Ортас, степи Оргаса только и гудели об этом; сплетни летали над головами как черные мухи, бездоказательные предположения входили в каждый дом, как входит, тихо толкнув мордой дверь, приблудшая собака; но они позорили лишь один дом, пачкали лишь его обитателей; хотя событие было одно, люди расцветили его тысячей красок, оно разделилось, размножилось, превратилось в ряд страшных событий, а основой всех баек была молва о председателе горсовета, убившем мальчика на охоте; причем умы будоражила не столько весть о гибели ребенка в результате несчастного случая, сколько то, что городом управляет убийца. Были и такие, кто утверждал, что мальчика нечаянно застрелил собственный отец, целившийся в медведя, но поскольку это казалось вовсе не интересным, подумаешь, кто-то промахнулся на охоте, бесспорно, увлекательная версия, что убийцей стал человек с именем, гремевший на всю округу талантливый руководитель,— эта версия выигрывала, потому-то она и распространилась далеко за пределы Ортаса; первое же предположение, что виновником был Мамыржан, понемногу стало угасать.
Если на десяток угольков бросить охапку кур а я — сухого тростника,— то курай будет тлеть да тлеть без дыма пламени, но только до тех пор, пока на него не подует ветерок; однако стоит ветру чуть-чуть задеть тлеющий курай, как тут же пойдет дым и вспыхнет пламя. А ведь не тронь его ветер, так и истлел бы курай, никому не причинив беспокойства. Положение Омара усугубилось, потому что он сам вызвал ветер, который впоследствии послужил причиной пожара. Если бы Омар еще тогда, в лесу, спокойно разобрался во всем, нашел бы доказательства своей невиновности, дождался представителей прокуратуры и они установили истину, может, все повернулось бы по-другому. Но, увидев убитого ребенка, который сидел под деревом со склоненной головой, Омар был потрясен, страшным ударом для него была сама смерть, он не думал тогда ни о себе, ни о Мамыржане, его мысли были заняты в первую очередь убитым Дулатом и Сашей Подковой, нуждавшимся в немедленной медицинской помощи. Поэтому-то он и бросил на месте происшествия свое ружье, спешно вызвал вертолет и улетел в Ортас, поэтому не подумал об оставшейся в лесу медвежьей туше, которая могла бы прояснить дело. А теперь никто не мог точно сказать, чья же пуля убила ребенка. Казалось бы, логичнее предположить, что мальчик мог скорее погибнуть от руки Мамыржана, никогда доселе не стрелявшего ни из ружья, ни из какого другого оружия, а не от руки Омара, чье искусство в стрельбе было известно всем. С другой стороны, немыслимым кощунством было указать пальцем на безутешно рыдающего отца, который к тому же сам все время твердил о своей вине. Да, все сходилось одно к одному: над Омаром нависло страшное обвинение, а ему словно всего этого было мало, он дал указание, чтобы на похоронах Дулата было как можно больше народу, попросил прийти руководителей города, всех учеников школы, где учился Дулат, решил сам произнести речь на траурном митинге.
Так, если бы не внезапный порывистый ветерок, сплетни спокойно бы затихли, как дотлевший курай.
Когда Омар, заканчивая свою речь, произнес: «Прощай, дорогой сынок! Прощай, Дулат!» — об его грудь стукнулся тяжелый камень, и из толпы послышался детский голосок: «Убийца! Берденов убийца!» Стоило прозвучать этому возгласу, как зашумела толпа, послышался ропот, к Омару подскочил черный от горя Мамыржан и схватил его за воротник.
— Убийца!— выкрикнул и он. Глаза его выкатились из орбит, не помня себя, он еще дважды произнес: — Убибн ца! Убийца! — обмяк и упал на землю. 1
Это был тот момент, когда пламенем вспыхнул на углях курай, толпа, подхватила: «Убийца!» — и двинулась на Омара. Десяток мужчин во главе с Жексеном окружили его плотным кольцом, довели до машины, посадили в нее и увезли. Тогда только до Омара дошло, в какое положение он попал, -
Есть на свете люди, не умеющие мыслить: простенькие мысли в их мозгу складываются в однозначные фразы и тут же гаснут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164