— Сукина дочь, что вытворяет! — сказал Аблез.
— С ума, наверно, сошла! — сказала Рауза Ахатовна.
Оба пришли на службу с опозданием на час. В гостиной посудили-посовещались и пришли к выводу — пока никому не говорить о случившемся. Мало ли что в семье бывает. Детская выходка. Посердится, успокоится и вернется. И в милицию не нужно сообщать. Зачем поднимать лишний шум? Потом, когда дочь вернется, сами же попадут в глупое положение.
Прошел день, прошла ночь. Лана не вернулась. Долго вечером сидели в гостиной, в результате Рекс остался без прогулки. Когда он от скуки начал повизгивать и лаять, его заперли в кабинете Аблеза.
— Надо же именно сейчас, в решающий момент, выкинуть такую штуку! — сказал Аблез.
Рауза Ахатовна поняла, почему этот момент муж назвал решающим: стоит вопрос о его продвижении по службе. Если станет известно о выходке Ланы, тогда считай, что все может повернуться вспять. Не то что продвижение— как бы не лишиться того, что есть. Всегда найдутся люди, которые обвинят его в неумении воспитать одну- единственную дочь.
— Она никуда не денется, дней через пять-шесть найдется, нечего паниковать...
Рауза Ахатовна встала и молча ушла в лоджию. Стоит Раузе Ахатовне взглянуть в окуляр телескопа, как она забывает обо всем. Знакомые звезды, знакомый мир; она начинает странствие по нему: хранящие древние тайны бесконечные галактики; звезды, звезды, каждая больше солнца, они отдаляются и отдаляются друг от друга. Куда они движутся? Сколько она ни смотрит, глаз никак не может насытиться видом Вселенной, этой звездной бездной... Обычно Рауза Ахатовна мечтает открыть неизвестную планету и увековечить свое имя, но сейчас она довольна и сопричастностью к этой бесконечной вечности. О большем сегодня она не мечтает... Возможно, это один из способов убежать от никчемных, пустых хлопот, от неудачно сложившейся жизни в этом холодном каменном гнезде, кто знает.
«Ну, завтра уж я вам докажу!» — думал Жексен. Он пришел домой пораньше, чтобы успеть выспаться, хорошо отдохнуть перед решающим днем, лег спозаранок, но не то что уснуть—глаз сомкнуть не может. Только задремал— откуда-то на машине, тарахтя, прикатил отец.
«А. мотор у него барахлит, нужно посмотреть»,—машинально отметил Жексен, лежа с открытыми глазами. Опять задремал — и снова его разбудил отец своим громким басом. Немного навеселе он, что ли? Приказал своей токал— молодой жене — поставить чай и созвать всех детей. Между комнатой, где лежит Жексен, и отцом — глухая стена, но и она не в состоянии препятствовать раскатам голоса расшумевшегося отца. Жексен подумал, что отец погудит и утихомирится, но не тут-то было. Напившись чаю, он начал читать малышам богатырский эпос. Что это чтение затянется надолго, Жексен знал по горькому опыту. Он крепко зажмурил глаза, но не смог улежать на одном боку, стал ворочаться туда-сюда, ему захотелось встать и послушать эпос вместе с малышами, но нужно спать, впереди решающий день, он уже предупредил своего начальника Оразхана, что завтра сделает еще одну попытку установить рекорд. Чем брать свое слово обратно, лучше умереть. Иван Иванович уж сколько времени твердит: «Жексенка, кроме тебя, никто рекорд не поставит. Ради чести нашей шахты не подкачай!» Оразхан тоже бормочет: «Опозорили нас жездиликовцы!» Эпосу, кажется, не будет конца. Жексен начинает злиться. «Ну и повело человека! Зря я вызвался с этим рекордом. Не мог отказать Омару-ага, потому и согласился. И иначе зачем мне все это? Замучают только газетчики да киношники, будут писать, снимать. Не дадут жить спокойно.— Он вспомнил Омара, вспомнил скандал на кладбище.—Конечно, ничего из-за этого с Омаром не случится, но все же перед ним неудобно. Может, кто подстроил? Омар-ага — золотой человек, поистине золотой, ради такого человека завтра еще раз постараюсь поднатужиться, а если поставлю рекорд, посвящу его Омару-ага.— Жексен был далек от неприятностей, нависших над головой Омара, он даже не знал, что тот был вынужден уйти в отпуск.— Возможно, завтра Омар-ага придет в шахту и будет наблюдать за мной по телевизору.— Жексен по-детски улыбнулся.-—Ради него сделаю еще одну попытку!»
Утомившись окончательно, он только-только стал погружаться в бездонные глубины сна, как снова раздался громовой голос отца:
— Старушка," эй, старушка! Куда ты запропастилась? Иди сюда, садись! Твой негодный старик сочинил несколько пословиц. Я тебе почитаю их, а ты скажи — плохо или хорошо.
Жексен опять обозлился. «Ну и ну! Этот пустоголовый сочинитель совсем спятил. Нашел себе занятие! Давно надо было получить квартиру и умотать из этого сумасшедшего дома! Сколько раз завком предлагал, да я все обидеть боялся этого пустомелю... Ну, дай мне дожить до завтра! Получу квартиру — и только меня и видели!»
Спал ли он немного или лишь подремал, но, оказывается, уже рассвело. Быстро сполоснув лицо и одевшись, поев почти на ходу, он вышел на улицу. В конце ее уже стоял служебный автобус, который обычно возит на шахту рабочих с Дикой улицы. Жексен не успел опомниться, как очутился в одном из них. Сидевшие в автобусе знакомые шахтеры закивали головами, кто-то даже слегка поддел его:
— Говорят, сегодня на вашей улице ожидается праздник?
«Ой, пройдохи, уже услышали! Наверняка знают, что я трижды пытался поставить этот чертов рекорд. Если и сегодня ничего не получится, вконец опозорюсь».
Жексен до самой шахты не издал ни звука. У входа в раздевалку его поджидал Изотов.
— Пришел все-таки! — облегченно сказал он, как будто Жексен мог не прийти. Тоже интересный по-своему мужик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164