ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
.. Так что проверьте все заново, установите законным путем истину. Я знаю, что не виноват, и поэтому никакого следствия не боюсь...
Его слова напугали Арыстана, этого бедняга скрыть не смог.
Когда они вышли, Омар перевел разговор на другое — откуда Кашафов родом, где удался, нравится ли работа. Обошли несколько раз центральную площадь. Кашафов стал вести себя более раскованно, разговорился. Омар запомнил, что у него есть старушка мать, в семье двое детей, ждут третьего. Нравится ли работа, говорить не стал, но доверительно сообщил о другом:
— У меня ведь и подсобный участок есть. Второй год картошку сажаем, с каким трудом я его выколотил! Зато теперь картошку покупать не нужно, на всю зиму хватает...
Да, думал, возвращаясь домой, Омар, когда мы сидим «наверху» и назначаем людей на должности, мы подбираем по принципу — нравится нам лично человек или нет, а вот как узнаем поближе, так воочию убеждаемся в неглубоком подходе к этому серьезному делу.
Валяясь постоянно на диване, он превратил его в нечто непотребное, пружины ослабли и взяли моду сердито протестовать, когда на диван садились; когда же Омар ложился, то диван начинал урчать, как желудок голодного волка; да и что ему оставалось делать, если плотный высокий мужчина не вставал с него сутками; интерес к пище тоже пропал, но самое неприятное было то, что, кажется, пропал интерес и к самой жизни: жена злилась, иногда даже плакала, а ему не было ее жаль; болела, выздоравливала, снова болела дочь, но и это почему-то не очень его волновало; от матери пришло письмо, в котором написала, что чувствует себя все хуже,— это известие тоже не заставило его вздрогнуть; послал ей двести рублей, вернулся с почты и опять завалился на диван. Раз или два его опять вызывал Кашафов, допрашивал, беспрестанно извиняясь, но Омар больше на него не сердился, рассказал во всех подробностях о происшествии на озере Самар. Перед заходом солнца он прогуливался по центральной площади, но всякий раз приходила одна и та же противная мысль — навсегда, без сожаления распрощаться с этой жизнью; он прекратил прогулки.
В период, когда он влачил вот такое полусонное существование, случилось событие, которое взбудоражило не только город, но и всю область: над колоссальным комбинатом Ортаса нависла опасность разрушения. Комбинат был построен у подножия гор, некоторые отделения даже чуть влезли в объятия горных отрогов, другие разместились на груди предгорий. Вот тут-то и начала, как кирпич с кирпича, сдвигаться почва, на которой стоял комбинат, она грозила сползти, увлекая за собой постройки. Весь город был в панике: шуточное ли дело — обвал комбината, имеющего всесоюзное значение! Но даже судьба родного города, судьба комбината, который занимал столько места в его сердце, который стал почти что его домом, не взволновала, не встревожила его, а, наоборот, из самых темных глубин его души поднялось непонятное, странное чувство. «Десять лет назад я предсказывал, что такое может случиться, говорил, что опасно строить на этом месте третий завод, разве со мной согласились? Разве не посмеялись над моими реальными опасениями? А теперь пусть за дурную голову отдувается бедная шея». В эти дни ожидался ответ на жизненно важный вопрос: можно ли сохранить
комбинат или стоит его перевести на новое место? Была создана Государственная комиссия, которой и предстояло ответить на этот вопрос. Председателем ее был назначен ученый с мировым именем, живущий в Академгородке, академик Александр Александрович Николаев, любимый учитель Омара. Этот человек и приехал из Новосибирска в Ортас.
Омар не стал его встречать, но академик, как только сошел с трапа самолета, тут же спросил про своего ученика. Альберт Исаевич, по возможности, в обтекаемой форме обрисовал ситуацию. «Обидно, конечно,— сказал академик,— но это не та причина, из-за которой не встречают своего учителя». Альберт пересказал разговор Омару по телефону, но тот довольно равнодушно ответил: «Передай от меня старику привет». В тот день академик сам позвонил Омару. Как всегда, говорил нарочито грубо, называл разбойником. «Ну, разбойник, посиживаешь дома и ждешь, когда к тебе седоголовый учитель сам придет?» — сказал он. Однако Омар не пригласил его. Такое желание даже не пришло ему на ум. «Ну ладно,—сказал академик, не обидевшись,—хоть ты меня и не приглашаешь, но как только выберу свободную минуту, приеду и поем Сониного бесбармака». Видимо, академику очень нравилась отварная баранина с гарниром из теста и луковым соусом. Он твердо запомнил название этого национального блюда.
После звонка прошло три дня, и вот в сопровождении Альберта Исаевича и Койшыбая Кулкелдиева академик припожаловал к Омару в гости. Остроскулый, хоть .бритву правь о его скулы, с задубелым, как вяленое ребро, лицом, академик был высоким, сухопарым, на голове плотно сидела кепка.
— А ну, покажись, разбойник,— сказал он Омару, сияя улыбкой.
Моментально был накрыт стол. Сауле не могла скрыть радости: визит академика обязательно благотворно повлияет на меланхоличное настроение мужа, а возможно, и поправит его пошатнувшиеся дела. Об этом она и сказала напрямик за столом. Омар, будто только очнувшийся ото сна, начал было принимать участие в общей беседе, но после сказанного Сауле опять приумолк. Не рассердился, а лишь снова вошел в свое состояние душевной депрессии.
Гости посидели часа два, разговор, словно лошадь со сбитой холкой, привязанная к колышку арканом, все время
вертелся вокруг комбината. Кулкелдиев как обычно вел себя непринужденно, громко смеялся, говорил, говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
Его слова напугали Арыстана, этого бедняга скрыть не смог.
Когда они вышли, Омар перевел разговор на другое — откуда Кашафов родом, где удался, нравится ли работа. Обошли несколько раз центральную площадь. Кашафов стал вести себя более раскованно, разговорился. Омар запомнил, что у него есть старушка мать, в семье двое детей, ждут третьего. Нравится ли работа, говорить не стал, но доверительно сообщил о другом:
— У меня ведь и подсобный участок есть. Второй год картошку сажаем, с каким трудом я его выколотил! Зато теперь картошку покупать не нужно, на всю зиму хватает...
Да, думал, возвращаясь домой, Омар, когда мы сидим «наверху» и назначаем людей на должности, мы подбираем по принципу — нравится нам лично человек или нет, а вот как узнаем поближе, так воочию убеждаемся в неглубоком подходе к этому серьезному делу.
Валяясь постоянно на диване, он превратил его в нечто непотребное, пружины ослабли и взяли моду сердито протестовать, когда на диван садились; когда же Омар ложился, то диван начинал урчать, как желудок голодного волка; да и что ему оставалось делать, если плотный высокий мужчина не вставал с него сутками; интерес к пище тоже пропал, но самое неприятное было то, что, кажется, пропал интерес и к самой жизни: жена злилась, иногда даже плакала, а ему не было ее жаль; болела, выздоравливала, снова болела дочь, но и это почему-то не очень его волновало; от матери пришло письмо, в котором написала, что чувствует себя все хуже,— это известие тоже не заставило его вздрогнуть; послал ей двести рублей, вернулся с почты и опять завалился на диван. Раз или два его опять вызывал Кашафов, допрашивал, беспрестанно извиняясь, но Омар больше на него не сердился, рассказал во всех подробностях о происшествии на озере Самар. Перед заходом солнца он прогуливался по центральной площади, но всякий раз приходила одна и та же противная мысль — навсегда, без сожаления распрощаться с этой жизнью; он прекратил прогулки.
В период, когда он влачил вот такое полусонное существование, случилось событие, которое взбудоражило не только город, но и всю область: над колоссальным комбинатом Ортаса нависла опасность разрушения. Комбинат был построен у подножия гор, некоторые отделения даже чуть влезли в объятия горных отрогов, другие разместились на груди предгорий. Вот тут-то и начала, как кирпич с кирпича, сдвигаться почва, на которой стоял комбинат, она грозила сползти, увлекая за собой постройки. Весь город был в панике: шуточное ли дело — обвал комбината, имеющего всесоюзное значение! Но даже судьба родного города, судьба комбината, который занимал столько места в его сердце, который стал почти что его домом, не взволновала, не встревожила его, а, наоборот, из самых темных глубин его души поднялось непонятное, странное чувство. «Десять лет назад я предсказывал, что такое может случиться, говорил, что опасно строить на этом месте третий завод, разве со мной согласились? Разве не посмеялись над моими реальными опасениями? А теперь пусть за дурную голову отдувается бедная шея». В эти дни ожидался ответ на жизненно важный вопрос: можно ли сохранить
комбинат или стоит его перевести на новое место? Была создана Государственная комиссия, которой и предстояло ответить на этот вопрос. Председателем ее был назначен ученый с мировым именем, живущий в Академгородке, академик Александр Александрович Николаев, любимый учитель Омара. Этот человек и приехал из Новосибирска в Ортас.
Омар не стал его встречать, но академик, как только сошел с трапа самолета, тут же спросил про своего ученика. Альберт Исаевич, по возможности, в обтекаемой форме обрисовал ситуацию. «Обидно, конечно,— сказал академик,— но это не та причина, из-за которой не встречают своего учителя». Альберт пересказал разговор Омару по телефону, но тот довольно равнодушно ответил: «Передай от меня старику привет». В тот день академик сам позвонил Омару. Как всегда, говорил нарочито грубо, называл разбойником. «Ну, разбойник, посиживаешь дома и ждешь, когда к тебе седоголовый учитель сам придет?» — сказал он. Однако Омар не пригласил его. Такое желание даже не пришло ему на ум. «Ну ладно,—сказал академик, не обидевшись,—хоть ты меня и не приглашаешь, но как только выберу свободную минуту, приеду и поем Сониного бесбармака». Видимо, академику очень нравилась отварная баранина с гарниром из теста и луковым соусом. Он твердо запомнил название этого национального блюда.
После звонка прошло три дня, и вот в сопровождении Альберта Исаевича и Койшыбая Кулкелдиева академик припожаловал к Омару в гости. Остроскулый, хоть .бритву правь о его скулы, с задубелым, как вяленое ребро, лицом, академик был высоким, сухопарым, на голове плотно сидела кепка.
— А ну, покажись, разбойник,— сказал он Омару, сияя улыбкой.
Моментально был накрыт стол. Сауле не могла скрыть радости: визит академика обязательно благотворно повлияет на меланхоличное настроение мужа, а возможно, и поправит его пошатнувшиеся дела. Об этом она и сказала напрямик за столом. Омар, будто только очнувшийся ото сна, начал было принимать участие в общей беседе, но после сказанного Сауле опять приумолк. Не рассердился, а лишь снова вошел в свое состояние душевной депрессии.
Гости посидели часа два, разговор, словно лошадь со сбитой холкой, привязанная к колышку арканом, все время
вертелся вокруг комбината. Кулкелдиев как обычно вел себя непринужденно, громко смеялся, говорил, говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164