— Нет, не говорили, а хорошо бы новую машину получить...
— Конечно, недурственно, вот так-то, а что делать? Спим, бодрствуем, а на уме одна забота — наш Тасжарган. Да кто это ценит? Каждый год твердят: закроем, закроем, и под эту марку не выделяют средств. Вот почему исчезает целебная вода в этих местах, температура ее понижается...
— Да... сила минеральной воды иссякает, это правда, Койкелди Тюгелдиевич!
Вот так, слегка пооткровенничав с главным врачом, Койкелди исподтишка начинает наступление, а потом, нахмурив брови и пронзительно глядя на врача, бросит прямо в лицо:
— Опять ночью норму нарушили, Виталий Александрович, да?
Виталий Александрович краснеет вплоть до шеи.
— Есть немного, Койкелди Тюгелдиевич...
— Ах, Виталий, Виталий! Вот это самое у вас! Если бы не это...— он замолкает, потому что и сам не знает, что было бы, если бы не «это».
— Простите, Койкелди Тюгелдиевич!
— Эх, Виталий Александрович! Я вас не устаю прощать, а вы не устаете нарушать! — вздыхает Койкелди и уходит. Теперь тот его раб. «Сегодня мне повезет!» — заключает он и снова уходит к себе в кабинет, закрывается на ключ, звонит на квартиру к Виталию Александровичу.
— Але, Галина! Это я, Койкелди, здравствуйте!
Галина, жена главного врача,— злая, скандальная баба. Она и нож острый проглотит не моргнув. Если поссорилась с мужем, скрыть этого не может. И сейчас с Койкелди здоровается довольно холодно:
— Здравствуйте, Койкелди Тюбич!
Когда яд брызжет с ее языка, появляется манера коверкать имена знакомых. «Пра-виль-но!»
— Дома ли Виталий Александрович?
— Нету, ушел куда-то, пропади он пропадом! Больше о нем вы меня не спрашивайте! Мы развелись!
«Правильно!»
— Простите в таком случае!
«Знаем мы вас, как вы разводитесь!»
Койкелди медленным шагом идет в столовую. В это время обычно обедает вторая очередь отдыхающих, он огибает корпус и с черного хода попадает в комнату, где питается Омар Балапанович. Хоть он и живет в домике Койкелди, но настоял, чтобы питаться в столовой. Койкелди приветствует своего гостя и, если тот еще не закончил есть, составляет ему компанию. «Под настроение хорошо бы попасть!»
Нахмуренные брови Омара не распрямляются, он лишь холодно здоровается; и ест, оказывается, неважно, так, клюет с каждого блюда. После прихода Койкелди Омар выпил полстакана чаю и встал, а ему даже не предложил сесть.
— Омаржан, что-нибудь не так?
— Спасибо, все хорошо.
— Но вы ведь совсем ничего не ели. Может быть, невкусно?
— Нет, вкусно... Дело не в пище, а во мне...— Он вышел.
«Конечно, дело в самом тебе... Еще бы! Легко ли падать с такой высоты! Чем выше взлетишь, тем падать больнее. Потерять такое место!» Омар был одет в спортивную рубашку и джинсы. «Этот мой нагашы больше на пижона похож, чем на руководителя! Ладно, пусть покрасуется, перед кем ему еще красоваться, если не передо мной? Разве не все друзья предали его? Кроме меня, у него нет близких родственников, пусть живет как хочет, все вынесу!»
Койкелди один пообедал в кабинете, сказал подавальщице, чтобы позвала главного бухгалтера Веру Николаевну. Вальяжная, пухленькая молодая вдова; идет, поедая глазами, готовая прямо-таки вас проглотить.
— Слушаю, Койкелди Тюгелдиевич!
— Садитесь, Вера Николаевна, как с сегодняшней калькуляцией?
— Так вы же сами вчера вечером составили!
— Изменений нет?
— Можно сказать, что нет... Выход капусты чуть больше, мяса — чуть меньше...
— На сколько меньше?
— За трехразовое питание на пятнадцать кило.
— Гм-м-м...
Койкелди вытаскивает из-за пазухи записную книжку величиной с ладонь, шариковой ручкой против сегодняшнего числа помечает: «М.15.К». И дальше пишет: «М. 3. К., Ж- 3. К.». Значения этих «М. 3. Ж.» знают только они вдвоем. Есть еще третий человек, который знает, но он не знает, что знает Вера Николаевна. «В прятки втроем не играют, в прятки играют только вдвоем» — для Койкелди это неукоснительный закон.
— Пра-виль-но, Вера Николаевна! — Когда он подвел итоги своим подсчетам, начал исподтишка наступление:— Вера Николаевна, ночью опять себе позволяли?
— О чем это вы говорите?..
— Ладно, не увиливай, меня ведь знаешь...
— Знаю, конечно...
— Ты же давала слово, что бросишь. А если я передам разбирательство в руки аших женщин из местного комитета, что от тебя останется?!
— Койкелди Тюгелдиевич!
— В том-то и дело, что все в руках Койкелди Тюгелдиевича! Знаешь, что у меня мягкое сердце. Эх, Вера, Вера!
— Кто вам сказал?
— Ветер принес.
— Скажите правду, все же — кто?
Койкелди ни на кого не указывает пальцем, он скачет вокруг аула, чтобы Вера Николаевна по следам копыт узнала, чей конь.
— Елгазы сегодня поздно вернулся из города...— как бы между прочим роняет он.
— Надо же! Я и сама подумала на этого негодяя!
Койкелди не подтверждает и не опровергает ее догадку, ходит вокруг да около.
— Если б ты только знала, зачем он в город ездил!
— А зачем?
— По службе хочет продвинуться...
— Да кто этого негодяя продвигать станет!
— И я говорю то же самое! Вы же с Балаим приятельницы, что же ты не раскроешь ей глаза? До каких пор муж ее будет обманывать?
— Пусть только попадется мне в руки, я его жалеть не буду, подлого доносчика! Только вот когда он успевает свои делишки обделывать?
— Я тебя извещу...
— Всю жизнь в долгу перед вами буду! — Она уходит.
Уходит и довольный Койкелди. Идет в свой маленький, как пузырь, кабинет и велит разыскать Елгазы. Обшаривают все углы, и вот уже вспотевший, запыхавшийся Елгазы стоит перед директором:
— Искали, Коке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164