Да, Сауле вся была в своих родичей-молчунов. Но эта молчунья сделала так, что студент третьего курса Омар, у которого душа нараспашку, а энергия бьет через край, мастер награждать фингалами и синяками своих товарищей, вот этот студент-забияка вдруг остепенился, замкнулся и крепко замолчал. В первое время, правда, Омар в душе удивлялся: как она не лопнет от молчания, но постепенно привык к этой манере своей жены. Выросшая в бедности, Сауле безмерно радовалась каждой новой вещи, появлявшейся в их доме. Каждая новая тряпка, надетая на нее или на мужа, наполняла бедняжку ликованием. Но оно было безмолвно, не выливалось наружу. В радостном возбуждении Сауле могла ночами лежать с открытыми глазами, уставившись в потолок. Такое ее состояние повторялось довольно часто, а когда Омар, закончив ученье, привез жену в Ортас и продвинулся по службе, оно стало случаться еще чаще.
По понятиям Сауле, главное достоинство Омара в том, что он весь свой заработок приносит домой. Он не спрашивает отчета, куда деньги потрачены, зачем куплена та или иная вещь. И вот теперь, когда Омар два с половиной месяца не получает зарплаты, Сауле вроде как бы потеряла жизненный ориентир, подобно человеку, заблудившемуся в густом тумане. Она стала беспокойно искать выход из положения, с тревогой раздумывая, как же жить без денег. Она близко сошлась с молодой, довольно развязной Нади- ей, тоже учительницей, и как-то завела с нею откровенный разговор. Спросила, есть ли у нее знакомый юрист. Оказывается, таковой у Надии был. «Узнайте, пожалуйста, что ожидает моего мужа?» — попросила Сауле. Болтливая Надия, способная из мухи сделать слона, безапелляционно заявила: «Дела вашего мужа скверные. Он получит минимум восемь лет». Сауле не спросила: «За что?» — сразу же поверила, приняла как должное, в душе ожидая то же самое. Теперь она, отмахнувшись от мыслей о судьбе мужа, еще энергичнее стала искать ответ на вопрос: как жить без него? Переехать в родной аул? Но кто там сможет поддержать ее? Из близких родственников не на кого положиться, а дальние сами едва сводят концы с концами. От свекрови помощи тоже ждать не приходится, она содержит калеку, брата своего мужа, никаких излишков у нее нет. Остаться жить в Ортасе — все, кому не лень, будут тыкать в нее пальцем, покоя не дадут.
В результате бессонных ночей, долгих ворочаний с боку на бок и вздохов в постели, в результате долгого глядения в потолок она вывела одно-единственное заключение: нужно отдать Зауре не в обычную школу, а в такую, которая бы в будущем гарантировала доходную профессию. Сауле отдаст дочь в музыкальную школу, чтобы завтрашний день ее был обеспечен не очень тяжким хлебом. Кроме одаренности, в этом деле не потребуется большого труда. Была бы склонность к музыке, а девочка наверняка одаренная.
Пока Омар был в Тасжаргане, Сауле принялась устраивать судьбу своей первоклассницы-дочери, сходила в Ортасскую музыкальную школу, договорилась с педагогом, посадила Зауре за инструмент и заставила работать по шесть часов в день, не давая передохнуть: умри, но учись!
«Зато в жизни будешь обеспечена легким куском хлеба!»— приговаривала она. Зауре не понимала, что значат слова матери о легком хлебе, одно ей было ясно: теперь
она всю жизнь будет мучиться из-за этой музыки. Есть ли что-нибудь противнее пианино?
Накануне дня, когда Сауле должна была вести дочь на приемный экзамен, она не сомкнула глаз. Раньше она лежала ночами с открытыми глазами в радостном возбуждении, теперь не могла уснуть от переживаний: примут или не примут? Педагог, который учит девочку, конкретно ничего не обещает, бормочет что-то, ни то ни се: «Если ей суждено поступить, значит, поступит».— «Нет, вы скажите, есть у нее талант или нет?» — «Да кто это может знать? Девочка еще очень маленькая!» Раньше Сауле про бога и думать не думала, а теперь умоляла его о помощи.
В день приемных экзаменов Сауле чуть свет подняла Зауре с постели, опять посадила ее к музыкальному сундуку, заставила играть упражнения. Сама сидела рядом в ожидании, когда пробьет девять часов. Но время двигалось медленно. Одев понаряднее Зауре, прицепив к волосам бант, она сама тоже нарядилась: пусть не думают, что жена Берденова совсем пала духом, взяла за руку дочь и вышла из дома.
Музыкальная школа находится в верхней части города, идти до нее порядочно. Они не спеша идут по теневой стороне улицы. Если бы Омар по-прежнему был начальником, разве они бы шли пешком? Каждая проносящаяся мимо машина как бы царапает душу Сауле. Она пристально смотрит ей вслед, особенно раздражают «Волги» голубого цвета. Совсем как у Омара... Так и кажется, вот-вот остановится голубая «Волга», из нее выйдет их шофер и скажет: «Господи, да почему вы пешком идете?! Ну-ка, садитесь!» Но машины не останавливаются. «Ишь развалился!»— сердится Сауле, глядя на сидящего рядом с водителем мужчину, а когда в машине едет женщина, она сердится еще больше, словно та только что выкинула ее из машины и села сама. «Ах, Омар, Омар! Любил забавляться с ружьем, вот оно и довело тебя до такой жизни! Если ты о себе не думал, то хоть бы подумал о нас. Это было твоей обязанностью! Семилетнюю дочь при живом отце ты сделал сиротой. Теперь вот мы с ней и мучаемся...»
Желающих поступить в музыкальную школу оказалось немало. Вдоль длинного коридора с обеих сторон были поставлены рядами стулья. На них, соприкасаясь коленями, сидели отцы и матери, бабушки и дедушки, а рядом, как гусята, вытянув шеи, стояли крошечные абитуриенты. Сердце Сауле защемило: наверно, большой конкурс. Ах, Омар. Омар, если б ты не слетел со своего стула, разве мы бы сидели здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164