— Ачай!..
Отец вдруг замер, медленно разлепил сомкнутые болью веки и тусклым, пробуждающимся взглядом посмотрел на Йывана. И в улыбке дрогнули его искусанные, запекшиеся губы.
У Йывана подломились ноги, он стукнулся коленками и упал головой на грудь к отцу. Очандр нашарил тяжелой рукой маленькую теплую головку и сказал:
— Я тебя ждал, сынок...
Йыван терся мокрым лицом об отцовый бок и никак не мог проглотить в горле комок.
— Не плачь,— сказал Очандр,— ты уже большой...— Он шевелил пальцами в теплых, влажных, как после купания, волосах сына, и боль в животе будто бы затихла, свертываясь в мягкий большой клубок. Но он знал, что это ненадолго. И сказал:
— Возьми, Йыван, из-под головы сумку...
Йыван потащил на себя холщовую дорожную котомку, с которой отец всегда ходил в лес и на сплав.
— Достань тетрадку,— тихо сказал отец, боясь потревожить звуком- своего голоса большой, живой клубок боли в животе.
Йыван достал тонкую тетрадку, из нее выпал карандаш и звякнул о пол.
— Чего там написано? — спросил отец, спокойно гля-
— «Долги платить»,— прочитал Йыван.
— Да, долги... Запиши.— И медленно, внятно стал говорить, а Йыван, положив тетрадку на пол и встав перед ней на колени, записывал: «Дяде Шем Каврию 6 рублей 70 копеек. Козлову Степану в деревне Кожлаялы 4 рубля 50 копеек. И Роману Егорову 3 рубля брато на пальто».
— Записал?
— Бра-то на поль-то...— повторил Йыван по складам и громко, радостно воскликнул: — Записал, ачай!
— Молодец,— похвалил Очандр;— Теперь ты храни згу тетрадку, а с Ивана Николаевича стребуй два рубля пятьдесят копеек и матери унеси. — Очандр помолчал, прислушиваясь к живому клубку боли. Потом спросил: — Как мать-то наша? Как вы живете?
— Ничего, — бодро сказал Йыван.— Картошку всю окучили.
— А не родился тебе братик?
Йыван смутился, но так же весело, блестя живыми, серыми глазами, сказал:
— Нет, пока не родился, да мама говорит — скоро.
— Да, скоро должно...
— А ты когда поправишься? Когда домой приедешь?
Очандр закрыл провалившиеся глаза и ничего не сказал. Так он долго лежал молча, и смутный страх опять стал одолевать Йывана. Он сказал поспешно:
— Ачай, вот мама тебе поесть послала...— И стал задрожавшими пальцами развязывать узелок: там был пирог, луковица, два яйца. Но тут отец как-то странно Повел головой, рот скривился, пополз на сторону, и тягучий, протяжный стон вырвался сквозь стиснутые зубы.
Мыван с ужасом отпрянул от кровати, выронив на пол узелок с едой. Все тело отца сгибала какая-то страшная

На больничной телеге отвезли уже сколоченный гроб, за телегой шел Йыван, Стапани с завязанным глазом да двое угрюмых мужиков из больных, снаряженных по приказу фельдшера. Серые халаты их намокли и тяжело хлопали по голым волосатым ногам.
Овычи не было на похоронах. Атлаш, повезший было ее, вернулся с полдороги — у Овычи начались схватки. Атлаш перепугался, развернул лошадь и погнал обратно.


ГЛАВА ПЕРВАЯ 1
Йыван очинил ножом карандаш, поглядел, хорошо ли спит сестра, открыл тетрадку и стал писать.
«Семья Мать Ваштарова 38 лет Сын Ваштарова Иван Александрович 11 лет 7 месяцев 4 дня Дочь Ваштарова Ксения Александровна 1 месяц 7 дней...»
Думая, что же записать дальше, Йыван поглядел it оконце на залитый летним светом двор, заросший муравой и лопухами возле загорода. Под лопухами лежали в пыльных лунках куры. Их было четыре, он это хорошо знал, однако на всякий случай пересчитал торчащие хвосты: один белый, два черновато-пепельных, а чуть в стороне — рябенький куцый хвостик. И, поправив на столе тетрадку, вывел старательно посреди страницы:
«Хозяйство 1. Куриц 4 штуки 2. Овец 2 головы...»
Тут на минуту он задумался: приписать ли телку? Г>ез телки уж слишком малое у него выходило хозяйство, и хорошо было бы прибавить телку, да телку-то как раз мать повела в Кожлаялы Козлову Степану в счет долга — так уговорились. А как бы хорошо было записать телку! И решив, что в сию минуту мать еще ведет телку по дороге и если захочет, может вернуться, выходит, телка еще в хозяйстве, так он решил и приписал:
«3. Телка...»
Однако ему сделалось неловко, словно он кого-то обманывал, и, поколебавшись, приписал в скобках: «поведена

«Из строений 1. Изба непутяшная 2. Баня (крыши нету) 3. Клеть...»
Записывая о строениях, он как бы видел их со стороны: и избу, и баню за огородом, и клеть с провисшей крышей, где стояла телка с овцами, и потому ему легко было писать. Но вот как написать про землю? Она в разных местах и разная: у Санчурского тракта клин только хороший, где рожь посеяна, потом есть у дороги на Кожлаялы, там тоже не плохая, только очень песчаная, ничего не растет, если нет дождей, а по оврагу Кужу-Корем — много, да что в той земле толку — болотина. И долго думал Йыван, как это все записать, но ничего придумать не мог и записал все вместе:
«Земли 3 десятины с неудобной». Дальше пошло известное:
«Страховые платежи 94 копейки. Подать 7 рублей 32 копейки...» С долгами тоже было просто: Козлову Степану долг покрыт телкой, а Роману Егоровичу, у которого отец одалживал на суконный мыжер, мать отнесла этот суконный мыжер — отец только раз и надевал на пасху. Оставался долг только Каврию, и Йыван написал:
«1. Торговому дяде Шем Каврию 6 рублей 70 ко-пеек...»
Теперь все было записано, и, поглядев на дело рук своих, он важно нахмурил белесые бровки и выпятил губы — он чувствовал себя настоящим хозяином.
Так он сидел долго, рассматривая записи в тетрадке, начатые отцом — две корявые строчки, сползшие вниз (столько бумаги зря потратилось), а потом свои: ровные, аккуратные, плотные. И перебирал чистые белые странички, разлинованные вдоль чуть заметными красненькими линиями,— эти страницы Йывану предстоит заполнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99