..»
На четвертый день после зимнего Николы Йыван с Васлием еще затемно кормили скотину и чистили в стойлах, потом на кухне пили чай, и кухарка принесла на тарелке подсохшие куски пирогов. В хозяйском зимнем доме уже просыпались, слышались сонные голоса и шаги,
Но Васлий не слышал.
— Этот-то?.. Это вроде как мировой судья... Ну, он и есть, вишь, ногу приволакивает! — радостно воскликнул
«...хозяин созвал после праздника всех сыновей вместе позвали меня начинает говорить сыновьям нынче весна будет стихийная в части стоянки плотов на пристанях
тах, худые сразу менять, не ожидая, когда порвется на лесной дороге.
Йыван сидел на липке у маленького окна, и за работой ему хорошо был виден и хозяйский дом, а если наклонить голову, то можно было увидеть за тонкими молодыми березами голубой двухэтажный флигель, где ночуют многие из гостей, в том числе Серафима Васильевна.
Уже часов в десять в этот флигель по дорожке, которую они вчера с Васлием разгребали, пробежала в наброшенной на плечи шубейке старшая сноха хозяина, жена старшего сына Александра Семеновича — высокая голенастая Евдокия. Наверно, к чаю звать, решил Йыван.
— Чего там смотришь?— спросил его Васлий.
— Да так, ничего,— сказал Йыван, берясь за работу — сварившийся узел гужа никак не поддавался — надо было мочить.
— Режь, чего там, — сказал Васлий,— хватит у него сыромятины.
— Разрежь, а потом он с тебя высчитает.
— Это он может...
Евдокия, мелькая белыми тонкими икрами, пробежала обратно. И правда, вскоре из флигеля потянулись к хозяйскому дому гости. Теперь Васлий тоже прилип к окошку и говорил, кто идет — он почти всех знал. Про молодого, чахоточно согнутого мужчину с черной бородкой сказал, что это новый земский начальник Спасский, про старика с сивой окладистой бородой и красным, как самовар, лицом — сам Губин, а за ним прыгающей походкой шла сухонькая женщина с птичьим лицом — его старуха. Потом шел лесопромышленник Тараканов, и про него Васлий говорил презрительно:
— Ну, этому до нашего, как мерину до жеребца! Потом шла жена лесопромышленника Буклаева, было
слышно, как она хохочет-заливается — рядом с ней важно шагал в распахнутой шубе земский доктор... Потом шел лесопромышленник Кутасов, а за ним, как конвой, жена с дочкой-телеграфисткой...
— А эта кто же?— спросил глухим голосом Йыван, и сердце у; него стукало так, что он боялся, как бы Васлий не услышал.
Васлий.— От петух, от петух! — И он в восторге разоблачения саданул шилом в лавку.— Видал, около бабы-то как лихо, а! И не заметно, что хромый! От дьявол!..
— А она-то кто же?..
— Да Симка! Ну, это, как ее, мужа-то у нее медведь, говорят, задрал, не то лесник ухлопал, — по-всякому говорят...
— А-а,— сказал Йыван.— Слышал чего-то...
— Ну-у, как не слышал, да про нее каждая собака в Цареве знает!
— А что так?
— Да как, известное дело. Когда мужа-то задрал медведь, или там лесник, шут его знает, вот дала дым коромыслом! К ней и наш Александр Семенович один год ездил, пока хозяин его в каретнике не отмолотил...
Серафима Васильевна и припадающий на левую ногу мировой судья уже поднимались в хозяйский дом, а Васлий все еще рассказывал про нее. Говорят, это из-за нее недавно застрелился аргамачинский лесничий, темное, говорят, дело: лесничего будто в суд зачем-то вызвали, а он в лес пошел, сапог скинул и пустил себе в рот пулю из ружья, а вызвали-то, говорят, по какому-то пустяку, порубка какая-то была незаконная...
Но Йыван уже не слышал: из голубого флигеля по тропинке между берез быстро шла высокая женщина в меховой шапочке,— откинув за спину две толстые косы, она торопливо застегивала пуговицы на пальто. За ней, все дальше и дальше отставая, медленно переставляя длинные, как у журавля, ноги, сутулый человек с желтым — даже издали видно — лошадиным лицом — так велика была нижняя, слегка отвислая челюсть.
— А это что за кочерга? — спросил Васлий. — Не старик ли Булыгин воскрес?..— И Васлий суетливым движением перекрестился.
— Накуражились до потери сознания,— сказал ненавистно Йыван.
— Ну что ты, вон в прошлом году было!.. Голыми в снег прыгали из флигеля...

опасно лед намерз толстый крепкий во время ледохода будут заторы большие прибыль воды на плесах будет не нормальная лед может сорвать с причала плоты и разбить.
И дает задание в первую очередь Александру Семеновичу надо занимать пристани ставить плоты на песках на тихое место в суводь. Ивану Семеновичу пристань Шуй-тан Луконькин-луг Чеверолык плотов будет до 60.
Александру Семеновичу пристани Чернушка Мишен-кино Ларкино Малысузырем всего 72 плота.
Петру Семеновичу пристани Красный Яр Шушер 18 плотов. Всего набирается около 200 плотов на обратный капитал 50 тысяч рублей. Хозяин дает твердое указание завтра ехать кому далеко собираться сегодня на работу до рождества времени осталось мало полагаю что рабочие возчики приступили, а где не приступили принять меры.
Хозяин меня придает Александру Семеновичу я все его распоряжения должен выполнять и говорит завтра ехать.
Александр Семенович мужик здоровый вспыльчивый грубый и гордый, а ехать надо дали мне клеймо и для маркировки Галынской сажи и керосину рукавицы и халат черный хлеба мяса и муки всего понемножку для питания.
Утром всегда вставали рано 4 часа утра нас накормили стали собираться Александр Семенович нагрузил легкие санки овсом и сеном даже сесть некуда поехали по Ратной дороге.
Приехали в Мишенкино к леснику хозяйский сын говорит вы мне отведите пристань левый песок на 12 плотов, а потом в Шупшалово надо на 17 плотов место занять в старице. Взяли лесника поехали 3 версты промерили палкой на каждый плот по 9 саженей, а я достал сажи и керосин и написал на дереве место занято Лебедевым С.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99