Это, как он понял, и был майор Брунов. Антип Никанорович степенно поздоровался и присел на указанный Бруновым темно-коричневый, с толстыми ножками стул. В комнате было накурено, отчего он помимо воли скривился и повел носом.
— Некурящий? — спросил Брунов с улыбкой.
— Не употребляю,— подтвердил Антип Никанорович. Брунов притушил недокуренную папиросу, вылез из-за
стола и открыл одну створку окна.
«Ишь ты, обходительный,— подумал Антип Никанорович.— А востер».
Ему было проще говорить с капитаном, того хоть кое-как знал и держал себя с ним свободно. А с Бруновым почувствовал скованность. Что он за человек, этот Брунов? Хитрый, видно сразу, и обходительный... Только все они, хитрые, обходительными прикидываются. Безвинных людей забирать — какое обхождение?
Брунов заговорил первым:
— Отец Тимофея Лапицкого? Так, так... Я хочу вас кое о чем спросить, Это в интересах вашего сына,— добавил он, медленно прохаживаясь по комнате.— Вы ходили в начале сорок третьего в отряд Маковского?
— Ну, ходил.
— Кто посылал?
— Тимофей. Сын, значит.
— А раньше, в сорок первом — сорок втором, ходили?
— Не доводилось.
— Не было кому посылать или дела не было?
— Мне ить не шестнадцать — посыльным бегать всякий раз.
— Значит, ваш сын в сорок первом — сорок втором не был связан с отрядом, только — в сорок третьем? — спросил Брунов, остановившись перед Антипом Никанорови-чем.
— Это чего ж не был?
— Очень просто: если ваш сын был связан с партизанами с самого начала, то за полтора года хоть одно срочное поручение должно было найтись, и вам пришлось бы наведаться в отряд до сорок третьего. Ведь связная не могла быть все время под рукой.
Антип Никанорович смекнул, куда гнет следователь. Эк ты, к чему подвел Брунов. Все-то у него просто... Выходит, Тимофей до сорок третьего связи с отрядом не имел. А в сорок первом-втором он работал в детдоме, значит, на кого же еще, как не на немца? Ну нет, майор, слаба твоя кишка! Хотя и стар Антип Никанорович, однако мозги не пересохли.
Еще в поезде он догадывался, что арест Тимофея связан с работой в детдоме. Другой причины не могло быть. И все-таки не хотел верить, гнал от себя такие думки. А теперь его смутная догадка подтверждалась. Все к тому и клонит.
Антип Никанорович разозлился.
— Вы не путляйте,— заговорил он хрипло.—Тимофей ишо до прихода немца сговорился с Маковским. А связной была Люба Павленко, оттого я и не ходил в отряд. Это вам не на фронте, штоб каждый день — поручения срочные. Ишь! Вы мне скажите-ка, по какой такой причине забрали сына?
— Скажу, скажу,— кивнул Врунов и сел к столу.— Еще вопрос: с кем вы встречались в отряде?
— С кем сустрекался?.. Попервое, с Яковом Илиным, он у них по комиссарской линии состоял. Ну и с другими, которые при лагере остались...
— Яков или кто другой из партизан знал, кем вы посланы?
— А это вы у них спытайте,— ответил Антип Никано-рович хмуро, почувствовав в этом вопросе какой-то подвох против Тимофея.
— Так, так...— Майор вытянул шею, освобождаясь от тесного ворота сорочки, отдулся, как мужик на покосе, и внятно проговорил: — Ваш сын обвиняется в сотрудничестве с немцами во время оккупации.
Нечто подобное и ожидал услышать Антип Никаноро-вич, и все же от этих слов он только крякнул, как от удара по темени, и не смог ничего сказать. Внутри начало медленно и настойчиво трястись, поднимаясь снизу, скапливаясь в горле горячим горьким комком.
— Обвинение серьезное, подтвержденное многими фактами,— продолжал Врунов.— А доказательств, оправдывающих вашего сына, нет.
Майор еще что-то говорил, но Антип Никанорович его не слышал. Он долго молчал, уставясь невидящими глазами в пустоту перед собой, и наконец взорвался:
— Сотрудничал, значит?! Мой сын?!
— Но-но, не шумите! — Врунов покосился на дверь, торопливо подошел к окну и плотно прикрыл его.
— Ты мне не нонокай! — вскинулся Антип Никанорович пуше прежнего.— Не запрягал! Сына мово, значит, до ворогов Советской власти зачислили! Да я за эиту власть в гражданскую по всем фронтам прошел! Да за энту власть два сына, браты его родные, головы поклали! А теперь последнего забираете? Контра-а! — уже не помня себя, взвился он.— До Москвы дойду!..
— Молчать! — в тон Антипу Никаноровичу крикнул Врунов, грохнув кулаками по столу, но тут же понизил голос: - Старый вы человек, а такое несете! Да понимаете,
что за одну десятую того, что вы сказали...—И, не договорив, указал на дверь:—Уходите. Немедленно уходите, пока я не передумал!
Антип Никанорович вскочил со стула, кинулся к выходу, но там оказалась стенка. Сплюнул в сердцах, метнулся в другую сторону и, проворчав уже в дверях: «Ишо су-стренемся!» — вылетел в коридор.
Пока дед Антип разговаривал с начальником, Артемка сидел на белой, еще пахнущей деревом лавочке у забора и разглядывал развалины каменного дома по другую сторону улицы. Под грудами кирпича и обломками стен ему мерещился ворох всевозможных ценных вещей. Дом, видать, был в несколько этажей, с подвалами, чуланами, тайниками, и, конечно, всякого добра там похоронено видимо-невидимо. Удивляло одно: почему в этих развалинах никто не копается? Метелицкие хлопцы давно бы излазили вдоль и поперек, каждый бы гвоздь, каждую уцелевшую доску прибрали к рукам — в хозяйстве все пригодится. Правильно говорил дед Антип — бесхозяйственные эти городские.
Артемка вздохнул и с досадой отвернулся от «богатых» развалин. Хотелось нырнуть в темные узкие провалы, покопаться в грудах битого кирпича, но было боязно — это тебе не дома в родной деревне, а в чужом, незнакомом городе.
В Артемкином представлении Гомель был другим:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177