— Красавец, хороший, всю правду скажу! — клялась цыганка, дергая головой, отчего на кончиках ее ушей болтались блестящие серьги в виде полумесяцев.
— Я ее и сам знаю,— отмахивался однорукий, весело улыбаясь.
— Э-эй, хороший мой, что ты можешь знать? Человек не знает —карты знают! Что было, что будет — все карты скажут!
— Чего они мне скажут? Хуже, чем было, не будет, а хорошее я и так приму за милую душу.
— Не веришь? Ай, гордец, нехорошо! Не я говорю — карты говорят. Слушай, что было...
— Ладно, давай,— так же весело, как и отказывался от гадания, согласился однорукий и добавил уже серьезно: — Только не о том, что было,— никакие карты не скажут... Давай, резвая, что там ждет меня?
Цыганка выхватила откуда-то из складок юбки колоду карт и принялась гадать.
Артемка наблюдал за гаданием, но запах хамсы не давал ему покоя. Решил попробовать. Чуть приоткрыл кулек и вытянул хамсину. Серебристая рыбка была такая мягкая и духмяная, что Артемка тут же ее проглотил. Было обидно, не распробовав как следует, не поняв вкуса, проглотить хамсинку. Он не собирался есть — только попробовать, подержать во рту. Пришлось достать вторую. Только он начал понимать вкус хамсы, как и эта проглотилась сама собой. Артемка даже разозлился. Так можно и весь кулек съесть, а что он скажет деду? После долгих колебаний все-таки решил: возьмет еще одну и — язык себе прикусит,— а не проглотит, будет смоктать. Просунув два паль-
ца в отверстие кулька, вытянул за хвост третью хамсину н только хотел отправить ее в рот, как увидел перед собой маленького цыганенка.
— Дай! — сказал цыганенок, протягивая тонкие грязные пальцы.
Не попросил — потребовал, и это насторожило Артем-ку, настроило против цыганенка.
— Много вас тут! — Он насупился и прижал кулек с хамсой к животу.
— Дай,— повторил цыганенок, но уже не потребовал, а жалобно попросил. Тонкие пальцы его мелко задрожали, и круглые немигающие глаза уставились на Артемку.
Он растерялся. Увидел, что цыганенок голодный и совсем не нахальный, а жалкий и беспомощный, что ему сильно хочется есть и только оттого это требовательное «дай!». Артемке тоже хотелось есть, но не так, как этому цыганенку. Он и не помнит, когда наедался досыта, но хорошо знает, что голодать не приходилось. И видеть голодающих не приходилось.
Он сунул в дрожащие пальцы цыганенка хамсину, и она исчезла за его сомкнутыми губами.
Рядом с первым цыганенком появился второй, третий, четвертый. У всех у них блестели глаза, все они тянули свои грязные, жадные, дрожащие пальцы и просили вразнобой: «Дай! Дай! Дай!»
Артемке стало страшно. Казалось, еще секунда — и обступившие его цыганята накинутся на кулек, как стая кур на щепотку проса, расхватают хамсу, передерутся между собой. И, уже не думая о том, что скажет деду, он принялся вытягивать из кулька серебристые рыбешки и совать в тянущиеся к нему руки цыганят такими же, как и у них, дрожащими пальцами. Цыганята отталкивали друг друга, толпились, будто их было не четверо, а добрых десятка полтора, заслонив собой и вокзал, и привокзальный садик, и всех людей, поджидающих поезда.
Спохватился Артемка, когда кулек был пустым и цыганята разошлись. На коленях лежала серая мокрая бумажка с крохотными серебристыми чешуйками от хамсы и вкусно пахла.
«Што я деду скажу?» — подумал Артемка с испугом и не нашел ответа. Пустая бумажка раздражала своим запахом, и он, скомкав ее, сунул за спину.
— Жалостливый? — услышал Артемка насмешливый голос. Он повернулся. Говорила седая тетка с наколкой.
— Жалостливый? — переспросила она и криво усмехнулась.
— Они ж голодные,— оправдался он, с опаской косясь на странную тетку.
— Всех будешь жалеть — сам подохнешь! Сердобольных развелось...
— А вот и неправда,— с неожиданной для себя дерзостью ответил Артемка и приподнялся, готовый в любую минуту дать деру.
— Щенок! — процедила тетка сквозь зубы, равнодушно оглядела его и, привалившись к дереву, приняла прежнее положение. Рука ее легла вдоль ноги, и Артемка прочи-тал заинтересовавшую его еще раньше наколку. Синими кривыми буквами в две строчки было выведено:
Кто боится смерти,
тот не достоин жизни.
«И неправда,— подумал Артемка.— Смерти все боятся». И тут же услышал дедов голос.
— Артемка, поспешай, наш поезд подошел! — звал его дед от калитки.
Он встал и поплелся к деду. Проходя мимо цыганят, задержался на минуту, они так же понуро стояли возле своих матерей и не обращали на Артемку никакого внимания. На выходе еще раз приостановился и обернулся к цыганятам, но ни один из них так и не поглядел в его сторону. Только седая тетка глядела на Артемку и насмешливо улыбалась.
— Поспешай, поспешай,— торопил дед.— Отстанем.
Пропажу кулька с хамсой дед Антип обнаружил только в вагоне, когда поезд набирал ход. Артемка хотел было соврать, сказав, что кулек забыл второпях, но передумал и выложил все как было. Дед вздохнул и сказал с укором:
— Привезли гостинца... Эх, ра-аз-зява!
— Они ж голодные...
— А ты — сытый?
Артемка не был сытым. И оттого, что ему хотелось есть и набил себе пятки, оттого, что дед Антип серчал за пропажу хамсы, а цыганята даже не глянули в его сторону, когда уходил, Артемке захотелось плакать. Губы помимо воли искривились.
— Ты штой-то? — спросил дед миролюбиво.
— Они ж голодные...
— Эк, заладил! Ну, будя, будя, нашел чего жалеть... Никакой пользительности от этой мелюзги — одно баловство.
Видя, что Дед перестал сердиться, Артемка немного успокоился, и желание плакать прошло, но оставалась какая-то непонятная обида на цыганят, на тетку с наколкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177