— С приездом, Ксения Антиповна. Извините, задержался, не помог с разгрузкой.
— Что вы, Сергей Николаевич, сами управились. Было бы чего...
Ксюша пожала интеллигентски узкую и худую, но довольно загрубевшую ладонь и отметила про себя, что здоровье Левенкова поправилось. Об этом говорил и легкий загар на лице, и вся ладно скроенная, не по-деревенски тонкая фигура. Это было заметно еще в начале лета, а теперь и вовсе не вызывало сомнений. Значит, от туберкулеза, заработанного в немецком лагере, и следа не осталось.
— Вы не стесняйтесь, если мужские руки потребуются,— забить там чего, наладить. Я и столяра пришлю полки-шкафчики смастерить.
Левенков вышел во двор, пофыркал под умывальником, приколоченным к балясине крыльца, и вернулся к столу. Наталья выставила приготовленную заранее бутылку вишневой настойки. Хозяйничала она степенно, с удовольствием. Было видно, что ей нравится принимать и потчевать гостей. Это и понятно. Ксюше ли не знать, сколько перенесла Наталья после смерти мужа, как истосковалась за годы одиночества без родных, без семьи — этого привычного из веку окружения людей, без которых для деревенского человека и жизнь немыслима. И вдруг неожиданное счастье, удивлявшее и по сей день всех метелицкихг вызволенный Натальей из немецкого лагеря Левенков остался с ней. Культурный, образованный человек, москвич, инженер — и забитая деревенская баба, уже не молодая, не красивая... Никто не верил, что у них наладится жизнь. Да и наладилась ли она по-настоящему? Ксюша еще ни разу не слышала, чтобы Наталья назвала его Сергеем, только — по отчеству.
— Сегодня, Ксения Антиповна, располагайтесь, а завтра с утра — в контору, принимать дела. Наш Прокофий едва ноги волочит, совсем сдал старик. Директор уже спрашивал о вас. Вы с ним еще не знакомы? Ну да, он тогда был в отъезде,— говорил Левенков, разливая по стаканам настойку.— Значит, за новоселье?
— Нет, Сергей Николаевич, новоселье мы вечером отметим, как и заведено, в новой хате.— Ксюша запнулась и рассмеялась смущенно.— В квартире, вернее. Непривычно: квартира...
— Ничего, привыкнете.
— Придется,—вздохнула она.— А начальник, он что? Наслышана я о нем.
— Челышев? Хм...— Левенков повел бровью, сощурился.— Сложный человек начальник наш. Мм-да, своеобразный. Я его, откровенно говоря, еще и не распознал до конца.
— Хозяин,— заметила Наталья с уважением.
— Верно, хозяин. Даже слишком. Ну, с приездом, Ксения Антиповна, за все хорошее, за работу новую!
— И за жизнь, Николаевич,— добавила Наталья.
— И за жизнь,— согласилась Ксюша, а про себя подумала: куда деваться, не от добра ведь эта новая жизнь. Ей бы старую, да при Савелии...
Они выпили и принялись за еду. Артемка уже приканчивал свою тарелку борща и поглядывал на взрослых, видно не понимая, как это можно лясы точить, когда на столе такая вкуснятина?
Ксюша ждала разговора об отце, о Тимофее. Не то чтобы она хотела его, но знала, что без этого не обойтись. А раз так, то чего уж тянуть. Но Левенков говорил о ее новой работе,, о заводских делах, людях, о директоре Они-симе Ефимовиче Челышеве. Левенков о нем плохо не отзывался, но чувствовалось, что между ними не все ладно: хорошего тоже не говорил, а на похвалы Натальи Челы-шеву отмалчивался. Ксюшу даже обидело невнимание к деду Антипу, к Тимофею, с которыми Левенков некоторое время вел дружбу. Но она поторопилась со своей обидой. Левенков их помнил, а не заводил поначалу этого разговора, как она после поняла, чтобы не омрачать хорошего настроения за столом. Какое уж веселье — говорить о покойнике и о заключенном! га;
Они пообедали и Пересели на сработанный местным столяром диван. Артемка отправился в свою новую квартиру «поглядеть, что к чему», как он сообщил,— можно было говорить откровеннее.
— Ты останешься, Николаевич?'—спросила Наталья.
— Нет, нет, надо идти. Но полчасика у меня есть.
- Веришь, Ксюш, ни днем, ни ночью покоя не дают,— пожаловалась она, но в голосе слышалось довольство, мол, без ее мужа и завод — не завод.— Зовут и зовут. Измотали человека.
— Это временно, Наталья. Вот наладим все как полагается — буду отсыпаться, по грибки ходить. Грибов здесь, Ксения Антиповна, у-у... белые! А сейчас пока что не до них. Завод — в три смены, и все на честном слове держится. Оборудование еще довоенное, так что...— Левенков развел руками, помолчал и вдруг спросил: — От Тимофея ничего нового?
— На прошлой неделе прислал письмо,— сказала Ксюша задумчиво, с расстановкой.— Жив, здоров, у них уже холода начинаются —и ни слова больше..
— Ну да, конечно... Разберутся-таки, поверьте. Без ошибок не бывает даже в самом малом деле. А тут!.. После этого... Захара Довбни должны разобраться. Кстати, Наталья говорила, что его сын у Тимофеевой жены?
— Да, Максимка у нее остался.
— Странно жизнь оборачивается,— покачал головой Левенков.
— Он же, никак, племянник ей. Куда ему?
— Да нет, я не о том. Что вы! Просто сама ситуация необычная и, знаете, поучительная. Вдумайтесь только: Захар оклеветал Тимофея, жестоко оклеветал, подло. Враг семье. И эта самая семья кормит и воспитывает его сына— разве не поучительно?
— Тут, Сергей Николаевич, не до поучений.— Ксюша улыбнулась.— Хочешь не хочешь, а жить надо и за живыми глядеть. Кто ее раскусит, жизнь эту.
— Верно, верно. Жалко, Антип Никанорович не дожил.
— Не дожил...— Она пожала плечами.— Нежданно-негаданно... Не болел, с утра бойким был, поворотливым...
— Устал жить, видимо.
— Как вы сказали? — встрепенулась Ксюша.
— Жить устал, говорю. Со стариками такое случается: организм еще крепкий, на десяток лет хватит, а вот ложатся и умирают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177