Мне поручено проверить одну жалобу на вас. Словом, мне надо к вам зайти. Когда?
— Когда захотите,— ответил Кретов,— я почти все время
дома.
— Вот и отлично. Зайду сегодня или завтра. Договорились?
— Договорились.
С Лукьяновым Кретов познакомился еще в те дни, когда писал очерк о Махове: взял у него несколько цифр, касавшихся экономики совхоза. Лукьянов беседовал с ним охотно, но не понравился, потому что все время старался обратить внимание Кретова на свою персону или, говоря его словами, на свой личный вклад в дело развития экономики совхоза. А между тем говорить о его личном вкладе не приходилось, потому что работал он в совхозе, как говорится, без году неделя — был переведен в хозяйство Махова из другого совхоза немногим более года назад, к тому же по причине, которую он от Кретова старательно скрывал: работая в том совхозе, он подрался с одним из рабочих, а вернее, избил этого рабочего, уличив его якобы в мелком хищении,— словом, далеко превысил свои права, был наказан и переведен в совхоз Махова, в хозяйство трудное и не очень процветающее.
Кретову рассказал об этом сам Махов и предупредил:
— Так что писать о нем пока не надо, потому что это еще тот фрукт.
— Зачем же ты взял его к себе? — удивился тогда Кретов.
— Нажали — и взял. Да и сам он чуть ли не на коленях меня просил, обещал расшибиться в лепешку ради общей пользы, клялся. У меня сердце мягкое — взял.
— И как обстоят дела с лепешкой?
— А никак,— горько усмехнулся Махов.— Полгода дом себе строил, извел меня просьбами, полгода в курс входит... Словом, так: не мешал бы мне, так я ему спасибо сказал бы. Кстати, в экономике своего совхоза я сам прекрасно разбираюсь, могу вообще обойтись без главного экономиста,— прихвастнул Махов.— Но цифры ты у него возьми, чтоб он потом не пыхтел на меня. Да,— повеселев, добавил Махов,— через год Лукьянову на пенсию. Авось удастся выпроводить с почетом. Хотя может упереться: мужик он крепкий еще, на здоровье не жалуется, по утрам бегает вокруг села, в футбол с пацанами играет. Но уже хочет купить машину, а это — симптом.
— Симптом чего?
— Будто не знаешь? Симптом того, что человек физически сдает. А купит машину, сдаст еще больше: время, проведенное в машине,— время, отнятое у здоровья. Мой афоризм,— снова похвастался Махов.— Как? Ничего?
— Ничего,— ответил Кретов.
— Купи,— в шутку предложил Махов.
— Сколько просишь?
— А сколько платят в издательствах?
— Рублей тридцать, думаю, за хороший афоризм.
— Елки-палки! — удивился Махов.— Тридцать?! Если в день придумывать по афоризму, это сколько ж можно заработать в месяц! Почему ж ты этим не займешься?
— А ты почему не займешься?
— Да,— вздохнул Махов.— А есть такие, которые этим занимаются?
— Есть.
— И очень разбогатели?
— Не очень. Один из них, знаю, все время с издательствами судится, другой норовит взять деньги взаймы и не возвращает.
— Значит, нет дурной работы, чтоб ни черта не делать и большие деньги получать,— заключил Махов.
— Значит, нет,— согласился Кретов.
— И это хорошо,— сказал Махов.— Это очень хорошо! А то было бы очень обидно... А у Лукьянова денежки водятся,— сообщил он вдруг.— И хорошие денежки.
— Откуда же?
— Ну, во-первых, он в том совхозе свой дом продал.
Не дом, говорят, был, а настоящий дворец. Сумму взял приличную. А тут построил дом за пустяк, тысячи за три, думаю. Но тоже хороший дом. Если станет продавать, тысяч пятнадцать возьмет сразу же. Совхоз мой находится почти в курортной зоне, до моря восемь километров,— объяснил он.— А у кого машина, тот, считай, живет на самом берегу. Ну и сбережения были у Лукьянова. В общей сложности, думаю, тысяч сорок наберется. Но, может быть, и больше, я не считал. Так что крепок Лукьянов не только физически, но и материально. И жаден. Это точно: боялся за стройматериалы лишнюю копейку переплатить. И вообще...
— Что вообще?
Разговор этот происходил у Махова в кабинете. Махов похлопал ладонью по лакированной поверхности стола и сказал:
— Хватит о Лукьянове, давай о деле.
— Давай о деле,— согласился Кретов.
С той поры Кретов с Лукьяновым не сталкивался. И не горел желанием возобновлять с ним какие-либо отношения, потому что Лукьянов не только был не нужен ему, но и не вызывал в нем никакого интереса. Кретов хорошо знал людей этого сорта. Это о них он когда-то сказал, подводя итог своим многолетним журналистским наблюдениям: у кого пустая душа, тот набивает карман. Тот опору своей жизни ищет в мире вещей и сам становится вещью.
О себе Кретов знал, что он не аскет, но и не потребитель. Детство и юность он прожил в бедности — тогда все так жили, за редким исключением. Во всяком случае — в деревне. Позже, работая в газете и став писателем, жил, конечно, в достатке — грех жаловаться. Все необходимое у него было. Но только необходимое, ничего сверх того. Даже машины не было, которая для многих является не средством передвижения, а символом престижности. Ни к дорогим, ни к престижным вещам он не рвался. К счастью, не делала этого и Зоя. Впрочем, дело даже не в этом. Он стыдился бы самого себя, если бы когда-либо позволил себе или Зое всерьез обсуждать возможность обогащения или нашел бы в себе такое желание — потуже набить свою мошну, урвать себе кусок пожирнее, усесться на сундуке с золоток. С языческой непоколебимостью он верил, что страсть к потребительству убивает в человеке душу живую...
К людям, подобным Лукьянову, он относился враждебно. Считал, что они источник и причина если не всех, то большинства человеческих пороков, зараза, которая страшнее любой другой заразы, самое большое зло и оскорбление рода человеческого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123