Не знаю, как пережил этот ветер. В пещере не удавалось развести огня, а холод был смертельный. К тебе же добраться не мог из-за ветра: он убил бы меня. Но теперь все хорошо: ветер умчался к черной звезде, а к нам приближается красная звезда. Ты зовешь Верочку? — спросил Странничек, помолчав.
«Конечно, зову,— подумал Кретов.— Но разве она услышит меня?»
— Услышит,— сказал Странничек, тихо засмеявшись.— Но будет вернее, если ты напишешь ей письмо.
— Еще одно?
— Еще одно. Обязательно напиши, потому что тебе без нее не жить.
— Почему не жить? — спросил Кретов.
— Потому что она твоя половина.
— Половина? Теперь так не говорят.
— Я знаю. Но она — твоя половина. Посуди сам: ты уже переселил в нее себя маленького, счастливого, своего улыбающегося Коленьку, девочку, которую ты любил в пятом классе, свою надежду на возвращение сладкой юности, любовь свою, наконец... Разве все это не составляет хотя бы половину тебя? Добавь к этому еще и то, что будущее свое ты тоже отдал ей, Верочке.
— Кажется, ты прав, Странничек.
— Я прав. Напиши ей еще одно письмо. А в самом конце сделай, пожалуйста, приписку: «Странничек тоже ждет тебя».
— Зачем? — спросил Кретов.
— Она поймет,— ответил Странничек.
Кретов задремал, но тут же проснулся и спросил:
— Ты еще здесь, Странничек?
— Здесь.
— Я хочу тебя кое о чем спросить.
— Спроси.
— Зачем ты приходишь ко мне? Странничек засмеялся.
— Ты не можешь ответить? — спросил Кретов.
— Могу. Но с таким же успехом тебе может ответить твоя правая рука, если ты спросишь ее, зачем она с тобой. Или левая. Или твой нос,— снова засмеялся Странничек.
— Ты, конечно, морочишь меня. Признайся.
— Я ухожу,— сказал Странничек.— Разве ты не чувствуешь, что я ухожу.
— Почему ты уходишь?
— Потому что ты перестал верить мне.
— Кому, Странничек?
— Твоей надежде,— ответил Странничек.
Кретов увидел, как Странничек, маленький и хромой, похожий на старую тряпичную куклу, идет по полю, к курганам. От жалости к нему у Кретова сжалось сердце.
— Прими валидол! — оглянувшись, крикнул Странничек.— Сейчас же прими валидол!
Кретов протянул руку, нащупал на столе возле книг коробочку с таблетками валидола, отвинтил крышку и вытряхнул одну таблетку на ладонь. «Размечтался,— мысленно упрекнул он себя.— О чем размечтался, старый дурак?!» — и положил таблетку под язык. Под половицей у печи запела жабка. Васюсик спрыгнул на пол и стал скрести когтями половицу.
— Перестань! — прикрикнул на него Кретов.— Брысь, болван!
— Лежи спокойно,— ответил ему Васюсик.— Тебе вредно волноваться.
— А, и ты туда же? — возмутился Кретов.— И ты заговорил? — и швырнул в Васюсика коробочку с валидолом. Конечно, не попал, потому что замахнулся неудачно, больно ударился рукой об угол стола. И проснулся. В ушах, затихая, звучал голос Зои: «Не спи на левом боку...» В ногах, мурлыча, спал Васюсик.
«Но ветра нет,— с облегчением подумал Кретов, прислушиваясь к тишине за окнами.— Значит, не все приснилось. И сердце болит»,— он протянул руку и взял со стола коробочку с таблетками валидола. Пригляделся к слабому мерцанию за окном и понял, что видит сквозь мглу далекую красную звезду.
Сердце быстро отпустило. Кретов решил выпить чаю, чтобы избавиться от вкуса валидола во рту. Встал, включил свет, взглянул на часы. Часы показывали пять утра, время пробуждения «жаворонков».
— Вот и хорошо,— сказал себе Кретов,— можно больше не ложиться.
Он выпил из чайника несколько глотков заварки, надел спортивный костюм и сел к столу.
— Послушаюсь совета Странничка,— объяснил он Ва-сюсику, который проснулся и теперь сладко потягивался, безобразно зевая.— Напишу письмо Верочке. Еще одно. Моей половине...
Написав «Здравствуй, Вера!», Кретов остановился. В сущности, надо было написать еще лишь две фразы: «Я тебя
люблю» и «Приезжай ко мне». И на этом поставить точку. Кажется, все ясно и просто. Но по своему опыту Кретов знал, что всего труднее убедить людей в простых вещах. Эти две фразы годились для телеграммы, а не для письма. Прочтя их в письме, Верочка могла бы подумать, что Кретов поленился написать ей подробнее и убедительнее о своих чувствах. Впрочем, лень она могла бы, наверное, ему простить. Но не простила бы раздутого самомнения, самоуверенности, гордыни: ведь он, подумалось бы ей, не нашел нужным рассказать ей о своих чувствах, не снизошел, не удостоил, не счел возможным, так как считает, что для нее достаточно и этих нескольких слов, чтобы осчастливить ее, что она побежит за ним по первому его зову, потому что он — самый-самый... И если бы он на самом деле был са-мым-самым, она, пожалуй, простила бы ему и эту его самоуверенность. Но он обыкновенный, и, стало быть, его самоуверенность отвратительна, смешна. Значит, ему надо написать Верочке не только о том, что он любит ее, но и о том, как любит, когда полюбил, почему полюбил, надолго ли — навеки, конечно же, навеки! — и всем ли сердцем, всей ли душой. И еще о том, как и где они будут жить, как устроят свой быт, свою семью, потому что он человек разумный, расчетливый, опытный, не мальчик, а пятидесятилетний мужчина, который хорошо понимает, что в жизни важно, а что — не очень. И вот когда Верочка прочтет т а-кое его письмо, она скажет: «Боже мой, какой же он зануда!» И никогда не приедет к нему...
Кретов рассказал ей о Странничке: «Если ты хочешь, знать, кто такой Странничек,— написал он,— то послушай. Он живет в пещере, вернее, в подрезе — так здешние жители называют небольшую выработку, сделанную в каменистом склоне балки. Балка же — это древнее русло давно исчезнувшей реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123