Первые тяжелые капли, подобно выстрелам из малокалиберной винтовки, защелкали по пыльному тротуару, поднимая фонтанчики пыли, а потом хлынул дождь. Нина побежала вперед, а Елена Петровна, задыхаясь, отставала от нее с каждым шагом.
— Елена Петровна, сюда! — услышала она вдруг из открытого окна одного домика голос Ирьи Петриковой.
— Возьми сумку! — Елена Петровна окликнула Нину.— Я скоро приду. Поставь чайник.
Нина вернулась к ней и, захватив сумку, вихрем понеслась домой. Елена Петровна, мокрая и растрепанная, взбежала на крыльцо домика, в одной из комнат которого ютилась семья Петриковых. Две узкие железные кровати стояли вплотную рядом, отдаленно напоминая гарнитур спальни. Для детей было сооружено в противоположном углу что-то среднее между нарами и кроватью. Стол, несколько табуреток, шкаф с ситцевой занавеской вместо двери, маленькая этажерка для книг — вот и вся мебель.
— Заходи, не суди, у нас ведь не то, что у тебя.— Ирья по-деревенски обмахнула передником табуретку.— Люди живут как люди, а мы... Конца не видать этим мученьям.
— Что ты жалуешься, Ирья? — Елена Петровна даже не знала, что сказать.— Все уладится со временем. А где же он, твой-то?
— Пропади он пропадом! — Голос Ирьи стал вздрагивать от еле сдерживаемых рыданий.— Как начнет — кончить не может. Вот ты выгнала его с работы, а ему и это повод выпить. Пошел с какими-то дружками, налакаются опять что свиньи.
— Ас кем же он это?.. У нас тут вроде и пьяни-то нет.
— Нет, говоришь? Все у вас хорошие, пока не споткнутся. А упал человек, топчи его глубже в грязь. Так всюду. Когда мой был человеком, все кланялись: Николай Карлович да Николай Карлович! А теперь его даже по имени не зовут...
Для Елены Петровны, прожившей лучшие годы в одиночестве, была непостижима психология жены, которая поносит своего мужа последними словами и тут же, следующей фразой, начинает защищать его и оправдывать. Из путаных жалоб Ирьи она поняла только одно: ее бывшей сопернице живется не сладко, и, озлобленная неудачной жизнью, она не дает отчета своим словам.
— У каждого есть свое имя... А пить Николаю Карловичу все же не следует, тем более появляться на работу в нетрезвом виде. За это по головке нигде не гладят,— заметила Елена Петровна.
— Что, и отсюда выгонят? Гроши получает, и то уже много, да?
— Да не в этом дело, а в трудовой дисциплине, общественном порядке.
— Слова, слова. Он тоже мастер поговорить, не хуже некоторых.
Елена Петровна встала, тем более что ливень уже прошел.
— Зачем ты на меня злишься, Ирья? Разве я хочу тебе плохого? — Вдруг она предложила: — Знаешь, пойдем ко мне. У нас с Ниной вроде праздника.
— С какой это еще Ниной и что за праздник?
— Взяла я к себе на квартиру молоденькую девушку. Инженер из Москвы.
— Куда мне... с инженерами! — протянула Ирья, но все же стала приводить себя в порядок.— Одеть другое платье, что ли?
Быстро переодевшись и оставив для детей на столе хлеб и сахар, она вышла вслед за Еленой Петровной. На улице Ирья крикнула чумазому белоголовому мальчугану в изодранных штанишках:
— Витя, чай в духовке. Придут остальные, пейте. Я скоро вернусь.
На следующий день в обеденный перерыв Нина затопила плиту, а Елена Петровна, убедившись, что все идет как надо, взяла кастрюли и отправилась за обедом. В столовой немало удивились этому. Сам повар высунулся в окошко и пожалел, что его не предупредили,— уж ради такого случая бы приготовил что-нибудь особенное.
— Хотя бы блины по-домашнему,— сказала Елена Петровна громко, заметив, что Воронов сидит один за их бывшим общим столиком.
Все-таки как приятно обедать дома, в уютной обстановке, а потом немного понежиться на диване! Елена Петровна чувствовала себя почти счастливой. По пути на работу она зашла в контору, чтобы оставить там наряды. Из конторы они вышли вместе с Вороновым. Ей хотелось по-дружески поделиться с Михаилом Матвеевичем своей радостью. Может быть, он даже догадается поздравить ее.
Оказалось, Воронов уже обо всем знал. Неожиданно он бросил:
— Нянькой захотелось стать? Чего доброго, скоро попросите перевести вас на работу в детские ясли...
Елену Петровну будто холодной водой облили. Она растерялась, но, быстро овладев собой, сказала спокойно:
— То, что я взяла девушку к себе, это не ваше дело, товарищ начальник. А то, что вы хотите делать все за нее, касается меня потому, что это идет во вред делу. Почему
вы не доверяете ей составление сметы? Почему вы думаете, что только у одного у вас голова на плечах и только вы один-единственный строитель коммунизма?
Воронов ответил сдержанно:
— Я спокоен только за то, что делаю сам.
— «Сам, сам»...— презрительно повторила Елена Петровна.— Что же это получается, Михаил Матвеевич? Сколько раз вас за это били на партийных собраниях! Вы признаёте свою ошибку и тут же повторяете ее. Не лицемерие ли это?
— Вот что, Елена Петровна...— Воронов с трудом взял себя в руки.— Как вы считаете... не пересмотреть ли нам расценки земляных работ под мостом? Там ведь песчаный грунт, а не каменистый?
— Спасибо и на том, что вы хотя для виду интересуетесь мнением других,— ответила Елена Петровна, а подумав, добавила: — И представьте, я с вами согласна.
Потом Воронов спросил мимоходом:
— Как с материалом для товарищеского суда о Петрикове? Уже оформили? Он, кажется, уже второй раз пришел на работу в пьяном виде.
Елена Петровна вдруг покраснела и с несвойственной ей нерешительностью замялась:
— Тут, видите ли, дело сложное... Как бы вам объяснить.
— А что тут сложного?
— Видите ли, у них трое детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91