Нельзя же таких, как ты, оставлять на произвол судьбы. Наверно, какое-то пособие можно устроить?..
— Нет, ты не пойдешь к секретарю. Это тебя не касается,— строго сказал старик.— Мы очень хорошо знаем доходы, и расходы, и возможности партии. Так что прекратим этот разговор. А вот скажи-ка, почему ты назвал рабочего, который никого не предавал, предателем интересов рабочего класса? Ты отдаешь себе отчет, что значит предатель?
Теперь Матикайнен догадался, что привело старика к нему. Как-то он действительно, поспорив с одним рабочим о задачах местного профсоюза, употребил слово «предатель». Видимо, рабочий обратился в организацию КПФ с запросом: положено ли коммунисту говорить подобным образом? Матикайнен сам жалел о случившемся и признался старому Нуутинену:
— Видишь ли, бывает: сперва скажешь, а потом подумаешь.
Нуутинен посоветовал:
— Тебе следовало бы сходить к тому рабочему и лично ему сказать вот эти слова.
Матти кивнул, пододвинул рюмку ближе к старому другу и поднял свою.
— Я-то не любитель,— сказал Нуутинен, и Матти тоже опустил рюмку на стол.
Мирья пила кофе, наблюдая за отцом. На висках у него было уже немало седины, но каким покорным и послушным он казался перед Нуутиненом!
— Покажи-ка Калле письмо,— сказал он Мирье.
Нуутинен достал из кармана потертый футляр, тщательно протер очки и стал читать письмо. Потом он долго сидел задумавшись и ни на кого не глядя.
— М-да,— наконец произнес он.
Матти сказал осторожно:
— Она зовет Мирью к себе. Мы еще не решили: как быть?
— Да, это дело — ваше, вернее — Мирьи. Пусть сама посмотрит, куда ее тянет, где она нужнее.
— Что ты посоветуешь?
— Я? Сразу этого не скажешь. Трудно давать совет со стороны в таком деле.
— Но все же?
Старик снова протер очки и аккуратно уложил их в футляр.
— Что тут можно сказать?.. Насколько я знаю Мирью... Такие девушки нужны и здесь...
— Так я же еще ничего не успела в жизни...— вставила Мирья.
— Мирья, надо иметь терпение и не перебивать, когда Нуутинен говорит,— строго заметил отец.
Старик продолжал:
— Так что всюду хватает работы. В Советской стране — тоже. А если исходить из того, сколько ей,— старик кивнул в сторону письма,— пришлось пережить... Ее тоже нужно понять. Если девушка останется здесь, то вряд ли эта женщина будет о тебе, Матти, и об Алине хорошо думать. И это уже коснется нас всех в какой-то мере...
Алина встала из-за стола и начала одеваться. Руки не попадали в рукава пальто. Нуутинен поспешил заметить.
— Конечно, нелегко и вам, но надо взять себя в руки, ничего не поделаешь.
Алина не дослушала. Она выбежала на улицу.
Нуутинен посидел задумавшись. Потом предложил:
— Ну, давай, что ли, выпьем ради такого случая.
Он поднял рюмку и кивнул Мирье. Потом выпил вторую, сказал Матти:
— А теперь можешь закрыть бутылку.
О письме больше не говорили. О нем было сказано все. Старик, видимо чуть-чуть захмелев, начал вспоминать прошлое:
— Ты, Матти, был тогда еще совсем мал, не помнишь. А я был молодой, крепкий, не такой старикашка, как теперь. Хе-хе...— Старику было приятно вспоминать свои юношеские годы.— Были у нас и силы и задор, уменья только не хватало. Шли мы в бой и пели:
Мы к боям готовы,
Мы собьем оковы,
Чаша испытаний давным-давно полна.
Голос старика стал твердым:
В поединок с силой черной, В бой жестокий и упорный Посылает лучших сыновей страна.
Уже вечерело, когда старик встал на лыжи. Лыжи у него тоже были старые, но шли еще хорошо. Старик с силой оттолкнулся палками и исчез, словно растворившись во мгле.
В тот вечер в семье Матикайненов приняли решение, которого ждали многие по обе стороны границы, каждый по-своему. Видимо, Матти предугадал, чего ждет Мирья, и сказал отрывисто:
— Ну, если так...— говорить ему было трудно,— я думаю, что... раз там твоя родина... Все равно тебя будет тянуть туда...
Алина вся сжалась и закрыла лицо фартуком. Нет, слова эти не были для нее неожиданными. Она знала заранее, что отец так и решит. Слова Мирьи ее тоже не удивили. Девушка произнесла:
— Мне хотелось, чтобы ты сказал именно это...
Плечи Алины задергались. Матикайнен кусал губы.
— Мы сами вырастили Мирыо такой.
Мирья уже не могла сдержаться, она бросилась к Алине и прижалась головой к ее груди, как всегда на протяжении семнадцати лет.
— Мама, поедем вместе!
Это было неразумно, но от всего сердца. Матикайнен подошел к ним и стал укорять:
— Ну, что это вы... Хватит вам! Нельзя же так...
Потом отвернулся и подошел к окну. Он никогда не слышал, как плачет его жена. Он не был дома, когда не стало Калеви. Когда его самого в Сукева били дубинками по пяткам, ни слез, ни стонов не услышали тюремщики. Не заплакал он и сейчас, только в горле запершило да защипало глаза. Может быть, во всем виноват чад, который шел из кухни.
Потом сказал:
— А что это Нийло во дворе мерзнет? Зови его в дом.
На дворе Мирья сказала всего два слова. Юноша предчувствовал, что так они и решат. Он знал и Мирыо и всю эту семью и не стал настаивать на другом, только покорно пошел следом за Мирьей, беспомощно спросив:
— А я?
Что могла ответить Мирья?! Она думала об этом. Ей было не до ответа. Она спешила в дом. И очень кстати. Нийло совсем продрог. Парень даже дрожал. Горячий кофе был тоже очень кстати.
— Ты-то хоть останешься в Финляндии? — спросила его Алина.
— Да вот купил участок, так...— ответил Нийло. А потом стал рассуждать: — Из письма неясно, насколько обеспечена она, которая зовет Мирью к себе. Вряд ли прораб так уж много зарабатывает. Есть ли у нее хоть какая- нибудь собственность — движимая или недвижимая, акции?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91