Матикайнен ухмыльнулся:
— Не знаю, как у нее с движимой и недвижимой собственностью, но акции есть.
— Много ли, как думаешь? — деловито осведомился юноша.
— Много. Так много, что в Советском Союзе это подсчитать невозможно.
Нийло понял, что над ним посмеиваются. Мирье стало жаль парня, и она поспешила объяснить:
— Там у них все общее. Все, что есть в стране, принадлежит всем. И каждый, таким образом, владелец.
Это Нийло уже слышал. Это — коммунистическая пропаганда. Другое дело — иметь свой участок земли. Пусть даже нет ни дома, ни работы.
Пришла госпожа Халонен. Ее усадили за стол. Все это произошло безмолвно. Само молчание говорило, что здесь решили. Наконец она сказала:
— И все-таки я жалею, что познакомила Мирью с советской госпожой Айно. А еще больше жалею, что не оставила Мирью себе семнадцать лет назад...
Недели уходили, сбережения Нийло таяли. Нет, его нельзя было упрекнуть в том, что он ничего не предпринимает,— он делал все, чтобы найти работу. Но ее не было. Он давал объявление за объявлением в газеты и потом проклинал себя: деньги оказывались выброшенными на ветер. Уже подумывал, не продать ли участок земли: за него надо платить налог. А дом, видно, ему не построить. Да и на кой черт он ему теперь! Но все же не продавал: недвижимость есть недвижимость, она придает человеку вес. Даже в объявлениях он указывал: «Имеющий недвижимость, молодой, непьющий конторский служащий ищет подходящую работу». Подходящую? О нет! Он согласен на любую работу. Но и это не помогало.
От нечего делать он решил поинтересоваться, что за страна этот Советский Союз. Надо же узнать, куда Мирья поедет. Он пошел в библиотеку и взял Большую энциклопедию. В дополнительном томе, где были последние данные, он разыскал слово «Россия». «Площадь Советской России невозможно точно назвать...» Невозможно, так и не надо: это Нийло не интересовало. Кто-то читал до него и делал пометки карандашом. Было подчеркнуто: «Национализация промышленности и нехватка сырья постепенно привели к закрытию многих заводов... Большевизм привел народное хозяйство к полной разрухе... По приблизительному подсчету, в России голодает 33 миллиона человек... Но, несмотря на все, советская власть по-прежнему удерживается...»
Ужас! Куда это Мирья едет! Нийло обычно доверял таким солидным, в кожаных переплетах, книгам, но теперь засомневался и посмотрел год издания— 1922. Придется взять что-нибудь посвежее. Поколебавшись, он решил обратиться к Танттунену: тот по своей службе обязан найти ему материалы о Советском Союзе, за это он получает зарплату. И Танттунен добросовестно выполнял то, за что ему платили: он давал Нийло книги, и парень глотал книгу за книгой.
Наконец ему опять пообещали работу и попросили зайти через пару дней. Он, конечно, пришел точно в условленное время, но его встретили сдержаннее, чем в первый раз, и сухо сказали:
— Вы, молодой человек, поступаете нечестно. Оказывается, вам уже предлагали хорошую работу в строительной компании. Но у вас не оказалось желания работать. Так что мы тоже не смеем утруждать вас. Будьте любезны, вычеркните наш адрес из вашей записной книжки.
Когда Мирья уехала в Хельсинки устраивать свои дела через советское посольство, Нийло временно выполнял ее обязанности в отделении общества. Будучи добросовестным работником, он считал, что если он получает деньги, то должен вникать в вопросы общества, которые до сих пор его ничуть не интересовали. Вернувшись из Хельсинки, Мирья с удивлением обнаружила, что Нийло взял в отделении очень много советских книг. За каждую книгу он расписывался, хотя обычно в отделении никто не соблюдал этой формальности.
...И снова весна.
Деревья только что распустились. Хрупкие, маленькие листики наполнили пропахший бензином и дымом город свежим ароматом.
Окна квартиры госпожи Халонен выходили на проспект. Вдоль него на равных расстояниях друг от друга росли клены. Мирья стояла на балконе и крошила хлеб для птиц на кормушку, приделанную к перилам. Птицы летали вокруг, самые смелые садились на перила балкона.
— Не бойтесь, маленькие,— уговаривала их Мирья. И они не боялись, но все же старались держаться на безопасном расстоянии.
Мирья отступила к двери и, улыбаясь, стала следить за птичками, быстро расправлявшимися с крошками. Потом она заметила Нийло, стоявшего на другой стороне улицы. Махнув ему, девушка показала на часы, растопырила все десять пальцев, потом подняла один палец и направила его в сторону вокзала. Нийло и так знал, что поезд прибывает в одиннадцать. Значит, еще больше часа. Пока Нийло раздумывал, Мирья успела спуститься вниз.
— Пойдем посидим на скамейке,— предложила она, перепорхнув, через улицу.
Сели. Помолчали. Потом Нийло спросил:
— Значит, ты уже уезжаешь?
— Нет еще. Она погостит у нас несколько дней.
Она, близкая Мирье и все же незнакомая женщина из великой страны, должна была сегодня приехать за дочерью.
— Ты мне хоть напишешь? — спросил Нийло.
Этого можно было и не спрашивать. Помолчав, Мирья заговорила тихим, сдавленным голосом:
— Сегодня мы поедем к нашим. Оттуда — на Алинанниеми. Ведь никто из нас не бывал там с тех пор, как уехали. Потом заедем на дачу общества. Наши рабочие собираются просить маму выступить у них, рассказать о жизни советских строителей...
Нийло все еще не мог привыкнуть, что Мирья называет мамой не Алину. Конечно, Алину не станут просить выступать с докладом. Он стал рассказывать о своих делах:
— Я думаю участок все-таки не продавать. Но если когда-нибудь сумею построить дом, то хозяйкой в нем другая не будет, обещаю тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91