Улла-Лийса оправдывалась:
—Это маме нужно.
— А тебе никогда ничего не нужно?
— Да что я? Папа, вы и так...
— Да,— вздохнул отец,— себе ты не попросишь. Вот я тут выписал немножко больше, чем мама просила. Это для тебя. Скажи маме, что тебе купить.
— Папа, вы такой добрый.
Нийло сидел, уставясь перед собой в стол,— он чувствовал себя неловко, оказавшись при семейном разговоре.
Глядя на Нийло, Кархунен вдруг вспомнил: что-то подобное получилось и с ним, когда он пришел устраиваться на работу в магазин отца Сайми. Сайми тоже зашла при нем по какому-то делу. Улла-Лийса так похожа на мать! Такая же беспомощная и стеснительная. Да, в жизни многое повторяется.
Когда Улла-Лийса ушла, коммерции советник сказал Нийло официально-сухо:
— В чем будут заключаться ваши обязанности, разъяснит ваш непосредственный начальник. Итак, мы обо всем договорились. По пути скажите, чтобы пришли и убрали посуду.
Нийло считал естественным, что тон беседы резко изменился: до встречи они были просто заочно знакомыми, а теперь один из них — работодатель, другой — его служащий.
Молодой человек поднялся, поклонился и пошел к выходу. Коммерции советник попрощался с ним кивком головы, не поднимаясь с места.
«И вот, Мирья, я теперь столичный житель!» — подумал Нийло, выйдя на улицу. Он зашагал к вокзалу.
Он шел счастливый, гордо оглядывая шедших по тротуару людей. Хельсинки — все-таки Хельсинки! Движение БОН какое, а людей на улицах столько, что тротуар занят
от края до края. «Кому из этих людей сегодня так же повезло, как мне?» — думал Нийло.
Несчастья у человека обычно следуют одно за другим. Так же и счастье. Нийло был счастлив, но он не знал, какое счастье ожидало его дома, Там его ждало письмо, в котором Мирья писала, что намерена вернуться обратно в Финляндию.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
По вечерам Ортьо Кауронен красил оконные рамы и двери в квартире Коллиева.
Дом был построен недавно. Малярные работы в нем производила бригада того же Ортьо. Но хозяину окраска не понравилась,— мол, слишком темная. «Мне-то все равно, могу перекрасить хоть в белую, хоть совсем в черную»,— ответил Ортьо: по вечерам он свободен, почему бы и не подзаработать.
Хотора то и дело забегала к мужу: то напомнить, что пора ужинать, то звать в баню.
— Сказала бы уж прямо, что соскучилась и бегаешь вот смотреть на старика,— подтрунивал Ортьо.
— Ой как по тебе истосковалась! — смеялась Хотора.— Бросилась бы на шею, да уж очень ты грязный. Видишь, опять брюки все измазал. Вчера отмывала — прямо щелоком. А окна симпатичные получаются. Молодым будет любо жить да поживать да счастье наживать.
— Мужика по штанам узнают,— отвечал Ортьо.— Маляра всегда узнаешь, смотри хоть спереди, хоть сзади. Это у начальства спереди все в порядке — штаны отглажены да слова гладкие. А присмотришься — слова-то потертые и штаны сзади блестят.
— Не у всех они блестят, у богатых не блестят.— Хоторе не терпелось рассказать Коллиеву, какой у них богатый родственник.— Мийккула-то, брат Ортьо, двумя ложками кашу хлебает. Пишет, что и в баню на двух машинах ездит.
— Ну, ну, не очень-то загибай. В баню он не езди? Баня у него при доме. Видать, больше нигде места не нашлось,— прервал ее Ортьо.— И чего ты его хвалишь: будто мы машин не видали, эка невидаль.
— Скоро они высохнут? — Коллиева больше всего интересовали окна в его доме.
В доме Коллиевых уже две недели готовились к свадьбе. Марина съездила в город, купила свадебное платье, навезла всяких вин и деликатесов. Ведь ее свадьба должна стать чем-то большим, чем просто семейное событие. Поэтому надо было договориться, кто какой тост произнесет из гостей и какая музыка будет на свадьбе. На свадьбе, конечно, должно быть весело. Но все должно быть в дозволенных границах. Вина должно быть достаточно, но так, чтобы никто не напился. И нужно тщательно продумать, кого звать на свадьбу, так чтобы никто не чувствовал себя лишним и не портил праздничного настроения. Но в этом отношении пришлось сделать кое-какие исключения. Как не позвать Степана Никифоровича. Человек заслуженный, будет почетным гостем, хоть и может выпить сверх меры. Или Ирина. Она хорошо поет. Но вместе с ней придется позвать Вейкко Ларинена. Тем более—он секретарь партийной организации. Ничего не поделаешь — придется приглашать, вздохнул Коллиев, втайне надеясь, что Вейкко сошлется на дела и откажется прийти. Но Ларинен и не думал отказываться. Даже свадебную речь пообещал произнести: пожелать молодоженам счастья и успехов.
Коллиев был настолько выше личных обид и антипатий, что не обошел приглашением и Елену Петровну. Человек она уважаемый, пользуется большим авторитетом, а того, как она дала Коллиеву от ворот поворот, никто не видел. Но Елена Петровна наотрез отказалась прийти на свадьбу. Нет, не из-за того инцидента, о котором думал Коллиев. О том, как она выгнала незадачливого ухажера, она даже не вспомнила. Были вещи, которые она не могла забыть. Разве она может быть искренней, желая счастья Марине, если Марина так оскорбила ее дочь? «Дети есть дети»,— уговаривал Коллиев. Мало ли что у них бывает, не подумают и скажут. Кроме того, ведь Марина уже понесла наказание и публично извинилась перед Мирьей. А если Елена Петровна не хочет приходить из-за Марины, то пусть придет ради него, Коллиева, будет его гостьей.
— Вот устроишь свою свадьбу, обязательно приду,— засмеялась Елена Петровна.
— Хватит смеяться,— сказал обиженно Коллиев и добавил сухо: — Дело твое. Умолять не буду, на колени не стану. Была бы звана.
Список гостей получился довольно большой — в нем были и инженеры, и прорабы, и рабочие, много молодежи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112