ну что ж поделаешь, придется примириться, такова жизнь.
А Нийло был доволен жизнью. Она опять казалась светлой, будущее было в его руках. Нет, все-таки в этой стране неплохо живется. В газетах пишут о борьбе между парламентскими фракциями, о политических разногласиях. Коммунисты ругают коалиционеров, а социал-демократы обрушиваются на коммунистов. А что они, собственно, ссорятся? Ведь жить — чудесно, имелась бы только работа и только бы на земле был мир... Единственное, что Нийло признавал в области политики, было движение в защиту мира. Ему самому, правда, не пришлось пострадать на войне. Годы войны он помнил смутно. Солдатский мундир он надел позже, когда его взяли в армию. О службе в армии он тоже не любил говорить. Не хотелось даже вспоминать, как над ним издевался сержант и как на него орал фельдфебель. Ведь там, в армии, человек равен нулю. Скажут «ложись» — бросайся на землю, скомандуют «встать» — вскакивай как чертик на пружине. Приходилось ему бывать и на гауптвахте и чистить уборные. А на войне еще хуже, там смерть все время подстерегает тебя. Нет, война Нийло не нужна, он — за мир, поэтому он даже работал в обществе дружбы «Финляндия — СССР». Он поступил туда на работу на место Мирьи, когда она уехала в Советскую Карелию, к матери. И не только к матери. Она уехала потому, что там власть трудящихся, великая страна и великие цели. Только сможет ли она там жить, привыкнет ли? И что из того, что страна большая и цели ее грандиозны? Какой бы великой ни была страна, какая бы ни была власть, для счастья человеку достаточно, если он имеет то, что ему нужно,— свой дом, приличный заработок и сбережения на черный день. Вот цель жизни простых людей, таких, как он, Нийло, или Мирья. И пусть политики говорят о высоких материях — за это им платят. Как-то в Хельсинки Нийло заглянул с одним своим знакомым в кафе парламента. И, к своему удивлению, он обнаружил, что и коалиционер и социал-демократ мирно беседовали за одним столом, хотя, судя по газетам, они вели между собой непримиримую войну. Наверно, посмеивались потихоньку, как они провели глупых читателей газеты. Нийло слышал, что депутаты парламента получают солидный месячный оклад. Тут
можно заниматься и политикой и делать то, за что платят.
В вагоне было тихо, и Нийло погрузился в свои мысли, совсем забыв о газете, которую он купил перед отъездом. Впрочем, его в газете интересовали только разделы «арендуется» и «лотерея». А прежде всего лотерея. Может быть, ему на этот раз посчастливилось. И он начал просматривать раздел лотереи, сравнивая записанные в блокнсугике номера с выигравшими. Нет, опять не повезло. Но может быть, повезет в следующий раз, ведь счастье не идет подряд и не приходит одновременно. Человек может быть счастлив, когда он уверен в своем будущем счастье. А Нийло верил в свой успех.
Секретарь отделения общества «Финляндия — СССР» Танттунен, маленький худощавый человек, пристально взглянул на Нийло, когда тот заявил, что он уходит от них и поступает на работу в Хельсинки на службу к коммерции советнику Микаэлу Кархунену.
— Вот как,— промолвил Танттунен.
Эти слова можно было понять как угодно: и как упрек, и как удивление, и как похвалу, и как вопрос.
— Да, коммерции советник человек богатый.
Это тоже было не открытием. Что Танттунен хотел этим сказать, Нийло так и не понял.
— Да, в Хельсинки живет полмиллиона человек.
Нийло стало смешно. Он спросил с самым серьезным
видом:
— Это я тоже знаю, только вот еще пока не выяснил, какое приданое даст коммерции советник своей дочери.
— Да, такие вещи надо знать,— сказал Танттунен тоже серьезным тоном.
— Я шучу,— засмеялся Нийло.
— Там на столе письмо. Кажется, от Мирьи,— буркнул Танттунен и снова углубился в свои бумаги.
— Неужели?
Танттунен поднял голову. Глаза Нийло светились радостью. Он дочитал письмо до конца и начал читать сначала.
— Слушай, Танттунен, это действительно правда!
— Что правда?
— То, что Мирья вернется обратно.
Танттунен внимательно посмотрел на юношу:
— Вот как.
Нийло опять не понял, что Танттунен хотел сказать. Может быть, он не поверил или был удивлен, может быть, он был рад, а может быть, разочарован. А может быть, ему безразлично. Но Мирья же была активистом общества. Как Танттунен относится к ее возвращению?
— Да что мне-то... Пусть возвращается. Если, конечно, вернется.
— Не веришь? Почитай сам. Вот.
— Да что я, чужое письмо...
— Да, таковы мы, финны.— Нийло засмеялся.— Один финн в зоопарке полчаса рассматривал жирафа и потом пришел к выводу, что такого животного не может быть. Мы не верим иногда очевидным вещам.
— В существование жирафа-то я верю.— Танттунен даже улыбнулся.— Мирья поступает так, как ей хочется, она девушка своенравная. А ты когда думаешь уезжать?
Больше Танттунен о Мирье не говорил.
— Пожалуй, нужно ехать на этой неделе. Наверно, найдете кого-нибудь на мое место. Потом еще думаю заехать к старику отцу.
— Я тоже думаю, что кого-нибудь найдем,— заметил Танттунен. Потом он сказал сочувственно: — Жалованье, конечно, тут небольшое. Впрочем, для тебя работы и здесь хватило бы.
— Главное — перспектива,— признался Нийло.
— Да, разумеется,— согласился Танттунен равнодушно,— кроме того, советник богатый. Да дочка у него, и хорошее приданое, наверное, отвалит.— Танттунен еле заметно усмехнулся.
— Мне-то что из того, что у коммерции советника есть дочь,— заметил Нийло обиженно.— Ее приданое достанется другому, а я должен думать о своем будущем. И когда вернется Мирья... Так что мне нечего скрывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112