не распоряжаться собой, своим временем, своими деньгами, идти не туда, куда хочешь, а постоянно
думать только об одном — как и где увидеть Софью, что сказать и сделать, чтобы понравиться ей. До расчетов ли здесь, когда зачастую за один цветочек приходилось платить по два рубля, чтоб им пусто было, этим цветоводам. Все это было непривычно, тревожно, радостно и страшно.
В своем успехе он не сомневался. Человек он с достатком, одинокий, морально стойкий, чем не жених? А что ему уже порядком лет, так и ей не восемнадцать. Это тоже надо понимать. А намерения его честные!
— Дорогая моя Софья Павловна, — сказал он, когда они однажды сидели на Владимирской горке, ожидая, пока начнут продавать билеты в летний кинотеатр на картину «Тени забытых предков», — я надеюсь, что за время нашего знакомства вы кое-что узнали о моем характере.
— Кое-что узнала, — приветливо отозвалась женщина. Была она круглолицая, с маленьким в легких веснушках носиком, пышные светлые волосы напоминали одуванчик (дунь посильнее, и полетят прозрачные па- рашютики); полные, чуть-чуть подкрашенные губы охотно улыбались; вот только глаза, не очень большие, серо- голубые, улыбались не всегда, но на такие мелочи влюбленному Трофиму Ивановичу некогда было обращать внимание. Ямочка на круглом, энергично очерченном подбородке Софьи наполняла его сердце нежностью.
— Вот и прекрасно, — обрадовался Колобок, — и надеюсь, впечатления ваши не самые худшие.
— Нет, не худшие, — подтвердила Софья.
— Вот и прекрасно, вот и прекрасно, — потирая влажные от волнения руки, проговорил Колобок, — ив связи с этим я, Софья Павловна, хочу сказать, что всей душой полюбил вас и предлагаю вам стать моей женой.
Софья сразу ничего не ответила, помолчала, подумав, что, пожалуй, место и время для объяснения в любви выбраны не совсем удачно. Но и то сказать, разве существуют правила о том, какое время наиболее подходяще для этого? Колобок ей нравился, но одновременно вызывал какие-то непонятные сомнения, какие именно, она не могла определить. Поэтому ответить сразу и решить ей было нелегко.
— Почему же вы молчите? — озадаченно спросил Колобок. — Я, Софья Павловна, человек положительный, солидный. Я вас действительно искренне полюбил и теперь очень хочу знать, каким будет ваше решение.
Он так и сказал — не «ответ», а «решение», — Софья невольно улыбнулась. Трофим Иванович истолковал эту улыбку как знак согласия и расцвел от радости, даже пшеничные усы его встопорщились и пришлось пригладить их согнутым указательным пальцем.
— Так какое же будет решение? — уже весело, уверенный в своем успехе, снова спросил он.
Вокруг них на Владимирской горке, любуясь вечерним заднепровским Киевом, гуляли люди. На другом конце скамейки паренек обнимал девушку за плечи, и оба сидели блаженно замерев, чувствуя прикосновение друг друга, любуясь сказочной россыпью огней, которые мерцали в тысячах и тысячах окон жилых массивов. Поезд метро мчался по мосту через Днепр, словно веселый огненный пунктир или будто очередь трассирующих пуль, перелетевшая через речку. Когда-то, в юности, Трофим Иванович видел такие очереди, хотя воевать ему не пришлось, его призвали в армию осенью сорок пятого...
Пауза затягивалась. Колобок не мог понять, в чем дело, и забеспокоился. По его расчетам и ожиданиям, все должно было быть иначе.
— Не знаю, полюбила ли я вас, Трофим Иванович,— наконец сказала Софья, — но в искренности ваших чувств я не сомневаюсь. В принципе я согласна, но давайте попробуем лучше узнать друг друга. Вот я, например, ничего не знаю о том, где и как вы живете...
— Господи, о чем речь... > Это же проще простого. Давайте прямо сейчас, не откладывая, и отправимся ко мне в гости. Там, конечно, холостяцкий беспорядок, но вы, надеюсь, извините.
Говоря так, Трофим Иванович кривил душой, он-то знал: порядок и чистота в его комнате образцовые. Они поехали троллейбусом до Воздухофлотского шоссе, а квартал до Фабричной улицы прошли пешком. И все это время в сердце Трофима Ивановича нарастала и нарастала тревога.
— Имейте в виду, у меня не какой-нибудь роскошный дворец, а обычное холостяцкое жилье, — сказал Колобок, когда они шагнули из светлого коридора Брест- Литовского проспекта в мглистую темень Фабричной.
— Комната значения не имеет, — тихо проговорила Софья.
— А что имеет значение? — проявлял настойчивость Колобок.
— Человек, — кратко ответила женщина.
Трофим Иванович удовлетворенно улыбнулся.
Они вошли в подъезд, поднялись на второй этаж.
— Коммунальная квартира, — сказал хозяин, — для всех стала символом сплетен и ссор, а вот мы, наоборот, живем мирно и дружно. Кроме нас, здесь живут...
— «Кроме нас»? — переспросила Софья. — Вы живете не один?
Трофим Иванович на мгновение заволновался, но сразу же и успокоился. Тут ему краснеть не было оснований.
— Прошу в комнату, — аккуратно открыл ключиком дверь, — проходите, пожалуйста, и садитесь.
Софья вошла, окинула взглядом большую, безупречно чистую, ухоженную комнату с отлично натертым старинным паркетным полом, села в кресло и выжидательно посмотрела на хозяина.
— Я не ответил на ваш вопрос, — понял этот взгляд Колобок, — и сразу же хочу внести в него полную ясность. Семьи у меня нет, я вдовец, жена моя умерла семь лет назад, оставив мне пасынка, который скоро пойдет в армию/Живет он тут же, у него рядом маленькая комнатка. Отец его давно трагически погиб.
— И мальчик остался с вами?
— Да, со мной, — ответил Колобок.
— Совсем чужой мальчик?
— Он мне не чужой. Он сын моей покойной жены, с достоинством ответил Трофим Иванович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110