Она наклонилась еще ближе, и Демид невольно увидел в вырезе легкого платья налитую круглую грудь. Подумав, что надо немедленно уходить, он не сдвинулся с места.
— Я тебя очень прошу, — прошептала Лиля.
И тут случилось то, о чем Демид и думать не думал, — они поцеловались. Кто проявил инициативу, трудно сказать. Демид был опытным в этих делах человеком. Еще в шестом классе он влюбился в Катьку Лаврущенкову, они целовались раз пять, а может, восемь, после того времени, правда, был большой перерыв, до сегодняшнего дня, но новичком себя в этих делах Демид не считал. Да, видно, время внесло принципиальные коррективы, а может, сам Демид изменился, потому что Лилины поцелуи ну никак не походили на холодные Катькины губы. И, не очень-то хорошо понимая, что он делает, Демид обнял Лилю с такой силой, что девушка невольно вскрикнула. Руки его скользнули по ее гибкой спине...
Потом все перепуталось в каком-то сумасшедшем всполохе мыслей, чувств, недоговоренных фраз. Помнилось только ощущение счастья. Лиля лежала на тахте, уткнувшись лицом в вышитую красно-черную подушку, и плечи ее вздрагивали.
— Лилечка, — с чувством раскаяния сказал Демид,— я виноват перед тобой. Прости.
— Я сейчас пойду в милицию и заявлю, что ты овладел мной, применив приемы самбо, — проговорила девушка в подушку.
— Точно, применил, — виновато подтвердил Демид, — что же мне теперь делать? Как мне заслужить прощение? Я на все готов.
Он был уверен, что девушка ответит: «Давай подадим заявление в загс», и ничего страшного в этом не видел, наоборот, с радостью согласился бы, но вместо этого услышал:
— Поставь краны. Завтра же поставь.
— Лилька, о чем ты говоришь! Поставлю. Завтра воскресенье, работы там на день, не больше. Все сделаю!
Резким движением Лиля повернулась на спину, и Демид увидел, что она не только не плачет, а весело беззвучно смеется, л сразу у него словно тяжелый камень свалился с сердца. Как же хорошо, что он не причинил девушке горя!
Лиля бросилась Демиду на шею, и снова приникла губами к его губам. Поздно вечером, когда Демид собрался домой, Лиля накинула на себя халатик и сказала, прислонившись к косяку двери:
— Ты мне понравился. Завтра приходи с инструментами часов в восемь, чтобы до вечера все закончить.
Встречаться мы с тобой будем, но не здесь. У тебя... Здесь мама. Неудобно... У меня к тебе будет просьба. Я буду иногда просить тебя помочь моим друзьям, моим хорошим друзьям.
— Чем помочь?
— Работой, конечно. Если где-то что-то испортится.
— Ради бога, Лиля, о чем разговор! Ведь я всему микрорайону помогаю.
— Знаю. Но не отказывай и моим друзьям. Я тебе буду писать записочку: «Прошу помочь. Лиля» — и адрес.
После того как за Демидом закрылась дверь, из другой комнаты вышла Лилина мама, сухощавая, еще не старая женщина, с недобрым брезгливым взглядом темных глаз.
— Ну и что теперь будет? — спросила она.
— Как было, так и будет, — спокойно ответила дочь.
— А что люди скажут?
— Ничего. Кому какое дело?
— Беда, конечно, невелика, — продолжала она, — только так все быстро...
— Мама, я вам уже говорила, что вы с вашей мещанско-набожной философией отстали от нашего времени на целое столетие.
— Смотри, чтобы ты его не опередила.
— Не бойтесь. А парень этот, Демид Хорол, — настоящее золотое дно.
— Как это понимать?
— А вот так... Вам тоже придется поработать. Я расскажу потом, как именно. И кроме того, он мне нравится.
— Может, замуж за него пойдешь?
— Узко мыслите, мама. Разве мне такой муж нужен? Поступит он в университет и еще шесть лет будет учиться. А мне нужен сейчас полковник или генерал, чтобы меня на черной «Волге» катал, а его ординарец мне честь отдавал... Помяните мое слово, так и будет. Кандидатура уже есть. Не торопитесь, мама, дайте мне только срок.
— Ну-ну, может, ты и права, — вздохнула мать. — А счастье?.. Как же со счастьем-то быть?
В комнате Демида, едва он вошел, раздался тонкий звонок детского телефона. Бросился опрометью, схватил трубку.
— Где ты был? — строго спросила Ольга Степановна.
— Друзьям краны ставил.
— Нашел время. Послезавтра экзамены. Завтра будем писать диктант.
— Простите, Ольга Степановна, но там работа еще не закончена. Завтра весь день провожусь. А оно, может, и лучше перед самым экзаменом дать отдохнуть голове.
— Вот как? Ну, смотри, что-то новое появилось в твоем голосе.
— Новое, Ольга Степановна! Я счастлив!
— Правда? Тогда доброй тебе ночи.
Ольга Степановна положила белую трубку детского телефона с легким сердцем. Влюбился Демид, это ясно, а к экзаменам он готов, можно не волноваться.
Глава тринадцатая
В центре Киева, можно сказать, в самом его сердце, возвышается огромное квадратное здание с восемью багряно-красными колоннами. Это университет. Покрасили храм науки в такой цвет еще в прошлом столетии, и сколько потом ни старались его перекрасить, из этого ничего не получалось. Пробовали сделать здание желтым или зеленоватым, пробовали превратить в серое, похожее на бетонную глыбу, но успеха не добились. Радостная красная краска проступала неуклонно и наконец победила окончательно, ее подновили, подсветили фасад здания мощными прожекторами, и оказалось, что выглядит это очень красиво.
А мысли Демида Хорола, когда он ясным августовским утром вышел из троллейбуса на бульваре Шевченко и побежал к университету, были далеки от архитектурных примечательностей города. Налетев на какую-то женщину и буркнув «простите», он хотел прошмыгнуть как можно быстрее к дверям, но женщина цепко схватила его за руку и сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110